— Алурик такой воспитанный, но самоуверенный. Считает, что каждая девушка будет рада оказаться в его объятьях. Лорд Толлас отстранен. Словно о чем-то задумался. Я слышала, он превосходный шахматист. И все это очень напоминает очередную партию. Благо, и я не дурочка. Посмотрим кто кого. А Лино де Иньо ведет себя так, словно знает какой-то секрет и понимает намного больше, чем говорит… всех этих мужчин будет очень интересно заполучить.
Все это время я хотела, чтобы принцесса Прия раскрылась и заговорила честно о своих желаниях. А теперь я даже не знаю, была ли я этому рада…
— Один из них непременно станет моим мужем. Вот увидите!
Если в королевском замке все были довольны моей работой свахи, то на религиозном поприще тучи сгущались.
В первый же день, прямо с порога меня передали в руки верховного жреца. И, как прилежная ученица, я старалась как можно лучше со всем справиться. Пусть желание учиться и было лишь предлогом для прихода в замок, но я не собиралась упускать такой шанс, учитывая все мои пробелы в религиозном образовании.
Однако настораживало, что брат Маркс вместо сегодняшней лекции и упражнений позвал меня прогуляться к храму Александрии в Бьорнграде, к самому большому святилищу водной девы во всех двенадцати королевствах. И посмотреть там было на что!
Храм был построен в готическом стиле, со стеклянными куполами и длинными шпилями. А внутри высокие потолки, древние фрески и тихая мелодичная музыка создавали просто невероятную атмосферу. Даже самый заядлый атеист почувствовал бы, что его душа прикоснулась к великому.
Что такое атеист я узнала из книг о второмирье, переданных мне советницей. В четвертом же мире просто не существовало никого, кто бы сомневался в реальности Великих. Но были те, кому на их величественные задницы было просто плевать, и они не утруждались ни молитвами, ни восхвалениями.
Я ожидала, что брат Маркс тут же познакомит меня с другими жрецами и отведёт во внутренние комнаты, скрытые от глаз посетителей, и доступные только служителям. Однако, этого не произошло.
И верховный священник решил показать мне прелести храма со стороны простого обывателя.
— Прекрасное разнообразие в занятиях. Особенно вместо того, чтобы писать конспекты, скручивать свечи и высушивать травы для благовоний. Но почему мы здесь? — не выдержала я.
— Что бы вы наконец сами поняли, Лиссанна, кто вы такая.
— И кто же? — я не уловила его мысль.
— Вы- жрица. Видите, все эти великолепия? Все эти картины, фонтаны и скульптуры? Чувствуете эту пронизывающую атмосферу? Смотрите на лица прихожан? Это все ваше. И это величие, и эта сила, и эта надежда. Но вы отчего-то ведете себя как самозванка и с куда большим удовольствием играете в сваху. Да к может вы скажите мне, отчего так?
— Потому что это — правда.
Я не осмелилась врать в храме богини истины.
— Я не уверовала в мощь Александрии. Вернее, я знаю о ней, видела своими глазами. Однажды я отказалась выполнять прошение, кинутое в святой источник. Человек молил об истине. Хотел, чтобы я раскрыла правду о том, что случилось с его сестрой. Но он навязал мне свою волю, не дождавшись моего ответа. Я была так раздосадована этим, что пыталась избавиться от его прошения и подношений. И этим я разгневала водную деву. Она явилась мне и отчитала, как непослушного ребенка, а затем наслала жуткую непогоду. Реки и озера в моих владениях вышли из берегов, а остатки урожая погибли. Я едва добралась сюда по размытой дороге! Это продолжалось вплоть до того момента, пока я не согласилась выполнить задачу. Но уверена, в случае провала, ее гнев возрастет стократно.
— И как успехи? — с интересом спросил брат Маркс.
— Пока все руки не доходили…
Он усмехнулся, как-то по-доброму и в то же время с легким укором. Словно, ничего другого от меня и не ждал.
— Скажите, Александрия одаривала вас, открывая вам истину о тайнах против вас?
— Да, трижды.
— Трижды за полгода? Впечатляет!
— Потому что богиня так сильно меня любит …
— Нет… скорее от того, как вас не любят остальные.
Я едва сдержала смешок.
— Дело скорее в том, как часто люди пользовались моим простодушием и доверчивостью.
— О! — протянул жрец, — это многое объясняет.
Мы немного помолчали, сделав еще один круг по главной зале святилища, а затем брат Маркс продолжил.
— Ваша проблема в том, что вы не видите самого главного. Вероятно, из-за пережитого вами опыта. Но, это отнюдь не оправдывает вашу невнимательность.
— В чем же? — недовольно спросила я.
— Начнем хотя бы с того, что Александрия с вами общалась. Это великая богиня, у нее есть и другие дела кроме вас, не находите? Даже если она вас отчитала. Строгий родитель хуже безразличного.
Я не спорила. В моем распоряжении были лишь те родители, которые с поразительной ловкостью сочетали оба эти качества.
— Вы можете не верить людям, Лиссанна, но кому же верить тогда, если не богине правды? Не обрекайте себя на такое несчастье, как вечное ожидание беды. Ведь найдутся и те, кто заслуживает, чтобы вы в них поверили. Вам не удастся вечно избегать боли, тем самым вы лишь себя на нее обречете.
Что ж, может в его словах и было зерно здравого смысла, но я прекрасно понимала, что говорить легче, чем делать.
— Ну и последнее… Лиссанна, я хочу, чтобы вы взглянули на прихожан. Понаблюдайте за ними. Что вы видите в их поведении, лицах, взгляде?
Я молча обвела глазами всех находящихся в храме. Кто-то из них усердно молился, кто-то строчил свои прошения на клочках бумаги, кто-то просто восторженно глазел по сторонам. Они были разными: молодыми и старыми, бедными и богатыми, восхитительными и жалкими одновременно. Но было и кое-что, что их объединяло.
— Скорбь, отчаяние и надежда на светлое будущее, — ответила я, — они вызывают сочувствие. Хочется, чтобы у них все было хорошо.
— Верно. А теперь скажите, есть ли у них что-то общее с тем, кто вынудил вас принять его молитву? Не из злого умысла, а от…
— Отчаяния, — закончила я, вспоминая изнеможённое лицо Мидеуса, полное отрешенности и обреченности.
Я вспомнила, каким странным он был и как странно вел себя последние дни. Как тяжело ему дался рассказ о своей сестре и какой горячей была его ладонь, когда я сжала ее, обещая, что подумаю о его просьбе.
В конце концов, мне и самой была небезразлична судьба герцогини Толлаской. Учитывая, что за мной должок, меньшее, что я могла- это попытаться.
Я почувствовала себя поистине скверной и мелочной в этот момент. Никакого достоинства жрицы.
— Вам хочется, чтобы у этих молящихся было все хорошо. А ведь это действительно в ваших руках. Главное, поверить в свою значимость.
