— В этом нет ничего смешного, — пробурчала я, — у каждого есть то, чем он не хочет делиться.
— Тем не менее, начальник стражи в этим не согласен.
— С тем, что у всех есть свои тайны?
— С тем, что они есть у тебя.
Я фыркнула и закатила глаза. Я и так знала, что не давала этому усачу покоя.
— Дайте- ка догадаюсь, Сиган Урд просил поковыряться у меня в голове? — вскинула бровь я.
— И не только, — лицо брата Маркса вдруг стало серьезным, — буквально вчера его подловили на том, что он пытался украсть Мнему.
— Целый чан? Тут же литров десять!
— Это работает не так. Если ты хочешь попасть в чьи-то воспоминания, достаточно лишь капнуть одну каплю человеку на лоб. А затем и себе. Не нужно окунать в него всю голову.
Я заметно напряглась. Неужели усач был готов зайти так далеко, что собрался воровать у церкви?
— Зачем вы мне об этом рассказываете? — спросила я, нервно облизав пересохшие губы.
Неужели брат Маркс обо мне беспокоится, и хочет предупредить?
— Потому что вскоре я научу тебя ее готовить. Это должен уметь каждый жрец, — добродушным тоном пояснил он.
— Может быть, есть и какой-то способ противостоять Мнеме? Это должен знать уважающий себя жрец? Ну или жрица? — как бы невзначай уточнила я.
— Жрицы нет, но вот ведуны и ведуньи… они изучают такое…
Ведуньи? Такие, как советница Кеннеди? Ага, бегу и падаю.
Этой паучихе я точно не доверю защиту своего сознания. Конечно, ей тоже выгодно скрыть нашу общую тайну о том, из какого мы мира. Но слишком удобно все складывается. Маркс явно в дружеских отношениях с советницей, а тут мне якобы нужна ее помощь. Мало ли, что она сделает, под видом помощи?
Лучше обращусь к кому-то другому. Или же самостоятельно изучи книги в королевской библиотеке. Да и вообще, надо проверить, действительно ли Сиган Урд был готов пойти на такой отчаянный шаг, как украсть что-то у Великих!?
Но в любом случае, мои воспоминания стоило защищать. А на мое счастье, помимо керры Кеннеди, были в этом замке и другие ведуны, в чьих интересах было сокрытие такой важной информации.
Дождавшись наступления темноты и, накинув себе на плечи плащ, я скрыла свое лицо под капюшоном. Я вышла во двор, дойдя до широкого окна, у покоев Толласа. И хотя они были занавешены плотными шторами, сквозь ткань пробивался желтый свет и просматривался силуэт хозяина комнаты. А створки были так удачно чуть приоткрыты. Как раз на подобный случай.
Жениха из долины ветров тоже поселили на первом этаже, недалеко от меня, кстати. По коридору было бы намного быстрее и проще добраться до него. Но из-за подозрений Ариса в том, что я слишком тесно общаюсь с горными близнецами, и вечного наблюдения начальника стражи, я решила не входить через парадную дверь, тем самым давая им пищу для размышлений.
Но когда я уже поставила руки на карниз, собираясь забраться, я услышала, как в дверь его покоев постучали, а затем, не дожидаясь ответа, отворили.
— В чем дело, Кенцо? Ты не вовремя, — недовольно произнес Мидей.
— Да ладно, я думал ты не прочь выпить. Отпраздновать, что мы оба прошли первый этап этого отбора. И да я догадался, что им был прием и без твоей помощи, — игнорируя хмурое настроение друга, Кенцо прошел в комнату и устроился поудобнее в кресле, что как раз стояло у окна.
Подслушивать я не собиралась, но неосознанно затаила дыхание. Если во мне и было что-то от жрицы Александрии, то это способность попадать в подобные ситуации и без ее провидения.
Послышался звук откупоривающейся бутылки и лязг стаканов.
— Спасибо, но что-то я не в настроении пить.
— Ого, какие перемены! Успокоился наконец-то, — усмехнулся Кенцо.
— О чем это ты?
— В последнее время ты был сам не свой. Много пил, кутил, гулял, явно нервничал. Я уж было подумал, не случилось ли чего? Ты никогда особо не был падок ни на алкоголь, ни на женщин.
Ну и открытие. Это совершенно шло в разрез со сложившимся у меня в голове образом о Толласе. Мидей всегда казался мне повесой. С другой стороны, тяжело плести коварные интриги, если ты сам погряз в своих слабостях.
— Поэтому, я во всем винил ее.
— О, великие, не начинай эту тему, только не сейчас, — застонал Мидеус, — эти твои предположения настолько нелепы, что даже не стоят полноценного разговора.
— Нет ничего печальнее, чем мужчина не получивший желаемое. Особенно, если это ты. Ты всегда добиваешься чего хочешь, и не жалеешь на это сил. И я должен поверить, что ты так просто отпустил ситуация? Это сжигает изнутри. Так пало много хороших парней. Черт, так я и женился в первый раз! — повысил тон Кенцо.
— Я, кстати, никогда не спрашивал, что же с ней стало. С твоей женой. При каких таких обстоятельствах она «пропала без вести и считается погибшей»?
— Каждый мужчина может совершить ошибку.
— Таких ошибок я не совершал.
— Хочешь сказать, маленькая леди Лэкман не одна из них?
При упоминании моего имени сердце застучало быстрее, а кровь хлынула к лицу.
— Между мной и Лиссой ничего не происходит. Ничего романтического во всяком случае, так что если ты намерен приударить за ней всерьез, то можешь не волноваться.
— О, я волнуюсь не за нее. Я волнуюсь за тебя.
— За меня?! — удивленно вскинул брови Мидей.
— Именно. В частности, из- за того, что ничего не происходит, — вкрадчиво произнес Кенцо, но затем сменил тон на более дружелюбный, — брось, Дей, я помню тот вечер в таверне Бьорнграда…
— Ты тогда был изрядно пьян.
— Как и ты. И ты рассказал мне о том, что ты не воспользовался ситуацией в ночь Белтейна. И потом это желание преследовало тебя. Сначала ты решил, что это остаточный эффект от ночи огней, затем ты решил от этого просто отмахнуться, пытаясь забыться с другими…
Чем дальше говорил Кенцо, тем четче я осознавала, что его губы растягиваются в самодовольной улыбке. И тем жестче становилось лицо Мидеуса.