– Если бы шептуны видели его, мы бы знали, – Гуй Ли мотнул головой. – Они не видят!
– Все равно, это вопрос времени. Знать, скоро увидеть, – возразил Янчжун. – Позволь тебе напомнить, самых первых из нас, вышедших из ворот в Арктике, они тоже не видели.
– Да, – Гуй Ли усмехнулся. – Увидел один, увидят все остальные.
– Ты отстраняешься от всех дел до выяснения обстоятельств, – сообщил Янчжун.
Это было ожидаемо, и Ниршан передал все дела нижестоящему заместителю. Его отправили в принудительный отпуск.
Он стоял на крыльце военно-медицинского института и подбрасывал монету Турина, обдумывая куда ехать. На вид старый почерневший медяк времен Птолемея Третьего. Неизвестно, через сколько рук он прошел. Что им оплачивали? Что он видел? Хрисма вытерлась, едва угадывалось перекрестие «Х» с буквой «Р» посередине. По бокам Альфа и Омега.
"Се, гряду скоро, и возмездие Мое со Мною, чтобы воздать каждому по делам его. Я есмь Альфа и Омега, начало и конец, Первый и Последний." – (Откровение Иоанна Богослова, 22:12, 13) вспомнилось Ниршану.
Умер последний из трех подозреваемых, дело оставалось за малым – наблюдение. Тотальный контроль за поведением людей. Все трое не могли контактировать ни с кем, кроме врачей и передать что-либо вовне. Хоть что. Записку, сообщение, микрозапись. Стены института служили не только защитой, но и тюрьмой. Все контакты и данные были засекречены. Так что никто никому ничего не сможет рассказать. И конечно не даст шанса.
Ниршан подбросил монету в последний раз, положил ту в карман и двинулся в путь. Решил, стоит навестить «старые угодья», провести инспекцию школ, напомнить людям, что у территорий есть хозяин.
Клуб
В четыре утра раздался телефонный звонок. Через сон я с трудом включила сотовый, продолжая спать. Ведь легли часа два назад. Пока посидели, потом провожали Юлию. Слез было – на тазик наберется.
– Алло?
– Э-э-ге-ге-й!
Тревожная волна осознания, грубо выдернула меня из сонливости. Плеснула в грудь сочной тревогой. По спине пробежал холодок. Я знаю голоса людей во всех оттенках и интонациях. Тянущийся ослабленный тон означал, что еще полчаса, и Соня упадет в пьяную отключку. Но куда упадет?
Неужели в «Горящей шишке»?
Клуб принадлежит арктикам. Кто именно хозяин, никому не было известно, но зато все знали, что там творился беспредел. Большой беспредел. Молодые дурехи со всего города, да и страны, пытали счастья попасть в наложницы к бессмертным. Я бы пошла туда, но Юлия строго-настрого запретила. По ее сведениям, оттуда никто на своих ногах не уходил. Уезжали только в машинах арктиков, или еще хуже – на скорых.
– Э-э-ге-ге-й!
Меня кубарем вынесло из кровати. Руки схватили первую попавшую одежду. Натянула джинсы, майку и свитер. Быстро собрала в узел волосы.
– Соня, ты где? Отвечай! Сейчас же!
Схватила ключи от машины выбежала в дырявых кроссовках, в которых выношу мусор, до лифта в подъезд.
– Ха-ха-ха. В Ш-и-и-и-ш-ке. Тут та-ак горячо-о-о! Такие во-о-от они.
Они-то такие. А она пьяная и никакая. Тревога питала сердце, наполняя недобрым предчувствием надвигающейся катастрофы.
– Иди к выходу! К выходу. Соня, ты слышишь?!
– Хо-л-а-а-дно.
Она сбросила звонок. А я ударила со всей злости по старой кнопке лифта. Ведь наказывала Юлия, просила и ее и меня. Соня могла выбрать любой клуб в городе. Но ей видимо хотелось именно в этот. О чем она думает? А главное – чем?
С арктиками связываться не станут. Никто не посмеет заявить в полицию. Если девчонка попала, в заключении при выписке будет указан диагноз о токсическом отравлении неизвестным веществом. И в тот же день, как сообщение придет по линии полиции, ее исключат из университета. Мол, плохо следите за моральным обликом учащихся, господа. И хотя не существует запрета на шатание студентов по танцевальным клубам, не все танцы оканчиваются в больницах.
Я чертыхнулась. Мороз на улице держался несильный. Район спал. Падал снег. Тихо, безмятежно. Я села в машину и, прогрев двигатель, завела мотор.
Арктики любили земных женщин, и требования к красоте у них высокие. Например, тот арктик, что курировал школу Сони и Юлии, предпочитал рыженьких и брюнеток.
Клуб переливался соблазнительными огнями. В затемненных окнах горел тусклый свет. Несколько танцевальных залов, вип-зоны, приват-зоны, два ресторана, и даже спа-центр на углу. Бог знает, что еще скрывалось в его недрах.
У входа стояли амбалы, прикидывающиеся швейцарами. Словно два крокодила, переодетых в костюмы снежинок. На самом деле они пропускали арктиков, отсеивали людей и выбирали девушек. Последняя задача значилась у них приоритетной. В клубе должны быть красавицы. И, несмотря на то, что пять утра, у дверей стояли девушки.
Когда сюда ехала, меньше всего думала о внешнем виде. Даже денег не взяла. Набрала номер Сони. Робот ответил, что абонент недоступен. Ругнулась. И вот как быть? Вызывать полицию? Не приедут. Бухнув дверью машины, я недобро разглядывала людей у входа. Все девчонки молодые. По расфокусированным взглядам, по ухмылкам и нескрываемому презрению, очевидно, хорошо выпившие. И что их так манит сюда? Мишурный блеск невольной жизни? Шанс на золотую клетку?
Охранник осмотрел мой скромный вид. Красный свитерок с белым ромбом, джинсы, рваные кроссовки. Ухмыльнулся.
– Чего нужно? – спросил один из них, видя, как я смотрю ему прямо в лицо.
– Сестру забрать надо. Пропустите.
Эти секьюрити в строгих костюмах, большие и накачанные, лет под сорок, даже вдвоем никак не тянули на святого Петра, пропускающего людей в рай. Скорее уж в ад. Один с секунду молчал, понуро разглядывая, а затем повелительно махнул головой.
– Верх сбрось и волосы распусти.
– Ничего, что на улице минус двадцать?
От взволнованности я холода не чувствовала. Но не жарко совсем. Крутанул мордой – коли нет, гуляй.
Ответив отяжелевшим взглядом, я медленно сняла свитер, распустила волосы. И ведь не возразишь, либо играй по правилам, либо катись отсюда. А катиться я не могла. У меня и у самой было дело к арктикам. Догола бы я, конечно, не стала раздеваться, но нужно, чтобы пропустили.
Под свитером майка черного цвета на бретелях. Грудь под тканью тут же обозначилась замершими сосками, покрылась мурашками. На что второй охранник искривлено причмокнул губами.
– Смотри-ка, торчат. Красава. Иди уже.
Ждущие ревниво зафыркали. Я рванулась к дверям, в желтое тепло тамбура, веря, что там Соня. Мне всего-то нужно забрать ее домой. Я даже поспать смогу, будильник на семь утра. Ведь после обеда уже самолет.
Пустой тамбур, затем раздевалка и разбегающиеся в стороны рестораны, коридоры, а впереди большая парадная лестница, ведущая наверх. Оттуда же доносилась музыка, монотонные звуки, вводящие в транс любого посетителя.
