– А-а! Сука! – взревел он и, выронив букет, стал подпрыгивать на месте, растирая глаза руками. – Твою мать!
Пока он прыгал и корчился от боли, его мудёнок, ничем теперь неприкрытый, болтался в такт его истеричным движениям.
– Ты ебанутая?! – продолжал он теперь уже не верещать, а хныкать и рычать между делом.
– Еще раз явишься ко мне домой в подобном или любом другом виде, я выйду встречать тебя с автоматом. Это было первое и последнее предупреждение, – отчеканила я строго. Без сожалений и сомнений вошла в квартиру и закрыла за собой дверь. Швырнула баллончик обратно в сумочку, замерла статуей в прихожей, до сих пор слыша, как этот придурок хныкал за дверью, костеря меня на чем свет стоит.
– Жалко парнишу. Букет красивый, дорогой, наверное, – вздохнула Светка, но поймав мой взгляд, предпочла уставиться в телефон, сделав вид, что её здесь не было и она ничего не видела.
Скрестила руки под грудью и уставилась прямо перед собой. Кровь шумела в ушах, сердце отбивало быстрый ритм резиновым молотком в висках. Осталось только помолиться о том, чтобы сейчас мама не спустилась с верхнего этажа, а сын не вернулся от друга, у которого я разрешила побыть до половины одиннадцатого.
– Голенький там. Весь в слезах, – словно невзначай Света роняла слова, продолжая что-то листать в своем телефоне.
– Замолчи. Не нужно его защищать, – рявкнула на нее, возможно, излишне нервно.
– А я-то что? – хмыкнула подруга. – Просто говорю о том, что парниша проявил креативность. Вряд ли хоть один мужик догадается вот так преподнести букет, а тем более тебе. Тут нужны стальные коко в титановой оболочке. А у него, походу, именно такие. За букетом было плохо видно… – словно сама с собой продолжала она рассуждать. – А теперь он корчится от боли, захлебывается слезами и всё из-за того, что проявил небывалую смелость. И как после такого мужчинам быть смелыми в проявлении своих симпатий? Не понимаю…
– Этого придурка задержали ночью за хулиганство, – указала я большим пальцем на дверь за моей спиной. – А еще это сынок Вяземского, который, напомню тебе, является одной из причин моего увольнения.
– И что? – лаконично подметила Света. Алкоголь явно делал её бессмертной. – А я вижу симпатичного парнишу с красивым букетом. И срать мне на то, чей он там сынок. Папочка же за его спиной не стоял – значит, парень сам сообразил изобразить всё это.
– И что ты хочешь мне сказать?
– Ничего, – повела она плечом. – Просто мысли вслух. Пойдём допьём шампусик, а голый симпотяга пока поплачет на лесенке.
Сказав это, Светка оттолкнулась от стены и прошла по коридору в сторону кухни.
Пристально смотрела ей в спину, понимая, что её болтовня не была для меня пустым звуком. И, если бы не алкоголь в крови, то я бы сейчас вполне спокойно пошла бы вслед за ней и допила это шампанское, не заморачиваясь о том, что где-то на лестничной площадке страдает какой-то придурок.
– Чтоб вас! – рыкнула я и быстрыми шагами протопала в свою комнату, где взяла из шкафа плед и вылетела обратно в прихожую, где встретилась взглядами с ухмыляющейся Светкой. – Заткнись.
– Я молчала, – развела она руки.
– Ага. Ты и молчание несовместимы, – буркнула я.
Перехватила плед одной рукой, а другой открыла дверь, наткнувшись на голого идиота во всей его неприкрытой красе, который продолжал натирать глаза и размазывать по лицу дорожки слёз.
Над ухом щелкнула камера телефона – это Светка решила оставить себе фото на память.
– Хорош! – довольно промурлыкала она.
– Ты серьёзно сейчас? – выпучилась на нее через плечо.
– А я чё? А я ничё, – изрекла она деловито и, не стесняясь вообще ничего, как младший Вяземский, спросила. – Сколько сантиметров, парниша?
– Двадцать один, – хныкнул он.
Серьёзно? Он, наверное, из гроба привстанет, когда кто-то решит вспомнить его сантиметры.
– Я звонить Гиннессу, – спохватилась сразу Света. Коснулась моего плеча и добавила. – А ты, подруга, когда он кончит, не забудь сделать так… – шумно втянула носом воздух, как втягивают сопли.
– Иди отсюда! – зашипела на нее гадюкой и с облечением пронаблюдала за тем, как гадко подхихикивающая подружаня скрылась в кухне.
– Ты нормальная, нет? – продолжил тем времен ныть Вяземский.
– Я – нормальная, – расправила плед и подошла к нему, накинула ткань на плечи, от чего парень испуганно вздрогнул. – Это ты, дебил, на что рассчитывал, когда шёл с голой задницей к незнакомой девушке домой?
Подтолкнула его в сторону квартиры.
– Я, между прочим, подготовил впечатляющую речь о том, что я, в отличие от тебя, человек открытый и впустую не обнадеживаю, – только когда он врезался башкой в дверной косяк, я удовлетворенно улыбнулась.
Мелочь, а приятно.
– И дальше, что произошло бы?
– А дальше ты была бы сокрушена размером моего букета и затащила бы меня в постель или трахнула бы прям на коврике у двери, – кажется, он был настолько уверен в себе, что все его слова для него были абсолютной правдой. – Куда ты меня ведешь? К гильотине?
– Почти, – бросила небрежно. Прихватила букет и закрыла за нами дверь в квартиру, пока не повылазили любопытные соседи. – В ванную: в раковине тебя утоплю и спать спокойно лягу, зная, что одним идиотом на Земле стало меньше.
– Умеешь ты принимать ухаживания, конечно, – умудрялся иронизировать этот индюк, будучи в слезах и ничего не видя.
Швырнула букет, принесенный им, на кровать в своей комнате и положила парню ладони на плечи, чтобы изменить курс его движения в сторону ванной комнаты.
Снова удовлетворенно хмыкнула, когда он опять своей бестолковкой врезался в дверной косяк.
– Я знаю, что ты делаешь это специально, – прогундосил через заложенный нос.
– Не могу отказать себе в удовольствии.
– Отказала же, когда отхерачила меня дихлофосом.
– Это перцовый баллончик.
– Твою мать! Успокоила, – рыкнул он, когда нащупал края раковина, над которой сразу навис и стал нащупывать спасительный для себя кран.
– Куда ты лезешь?! – шлепнула его по рукам.
– Ты меня сюда пытать привела или что? – кажется, кое-кто начинал злиться.
– Посмотри на меня, – обхватила его лицо ладонями и повернула к себе. Кожа вокруг глаз раскраснелась и опухла, закрыв глаза так, словно его пчелы покусали. – Вода тебе не поможет.
– В смысле? Я навсегда ослеп? Глаза нахрен вытекли? Что там, твою мать?! Говори! – а теперь злость в его голосе сменилась неподдельным страхом.
– Не ной и не ори на меня! – осадила его, нервно оттолкнув. – Сейчас промоем глаза молоком и через час станет легче. Света! – позвала я подругу, которая неожиданно затихла.
