– Присаживайся, ― говорит он, как только отпускает мою руку.
Тимур проводит нас к двум креслам, которые разделяет небольшой круглый столик. На нем стоит поднос с бутылкой виски и двумя стаканами.
– Выпьешь? ― спрашивает он.
– Нет, спасибо, я за рулем.
Тимур кивает и набирает номер на мобильном.
– Верочка, попроси принести нам два кофе. Уже? Я с ним разговаривал. Отлично. Когда все закончится, дай знать. Спасибо.
Он прячет телефон в карман и, подтянув брюки, удобнее устраивается в кресле, глядя на меня.
– Я изначально думал, что ты папенькин сынок, вскормленный на его кошельке.
– И что же изменило ваше мнение?
– Как минимум, твоя манера вести беседу. ― он молчит пару минут, поглаживая подбородок. ― Я знаю, что дело Емельянова ― твоя идея.
Теперь я тоже внимательно рассматриваю Самойлова. Я знал, что он непростой мужик, но откуда у него внутренняя информация? Тимур усмехается.
– Не испепеляй взглядом. За столько лет жизни в волчьей стае я научился читать людей, как открытую книгу. Будем откровенны. У твоего отца много заслуг, но он не настолько продуманный, чтобы провернуть такую аферу. Я делаю простой вывод, что операцию организовал и провел ты. ― Я киваю, и Тимур удовлетворенно улыбается.
– Что за врач у Варвары?
– Я же сказал тебе, что она должна сама рассказать. Олег, я только обеспечиваю ей защиту, но в ее жизнь стараюсь не лезть. Варя… много всего пережила, и мое вмешательство может навредить ей.
– Почему вы просто отпустили художника? ― спрашиваю я.
Тимур слегка прищуривается, и его улыбка становится шире.
– Ты подготовился.
– Моему отцу тоже важно защитить своего ребенка.
– Художник… художник, ― произносит он, как будто пытается вспомнить, о ком я веду речь. ― художник не верил Варе, а остальные верили и вели себя соответственно.
– Из всего сказанного вами я смог только сложить буквы в слова, но вы ничего не прояснили.
– Потому что не обязан. Ты сам все поймешь со временем.
– То есть, мне, чтобы не лишиться конечностей, надо не верить вашей дочери?
– Тебе нужно оставаться мужчиной до конца, вот и все. Мужчиной в правильном понимании этого слова. Уважать женщину, заботиться о ней и о ее безопасности. Большего я от избранника Варвары и не жду.
– Почему вы позволили забрать ее?
– Потому что она так захотела.
– Вы даете ей все, что попросит?
– В пределах разумного.
– Сомнительное утверждение в свете того, что она живет в доме малознакомого мужчины.
– Для кого малознакомого, а кто знает, сколько раз в день ты посещаешь туалет. Не обольщайся насчет своей эксклюзивности, Олег Воронцов. Для меня ты такой же мудак, как и все остальные. ― Он прерывается, когда в дверь кабинета стучат, а потом женщина в форме горничной вкатывает столик с кофе и выставляет все это перед нами, а после благодарности со стороны Тимура так же тихо и спокойно покидает кабинет. ― Пока я не увижу в тебе что-то стоящее ― и я сейчас не имею в виду твой острый ум или хитрую задницу ростовщика, ― до того момента я буду тебя ненавидеть так же сильно, как и каждого до тебя. Потому что моя девочка заслуживает самого лучшего. И, если уж быть откровенным до конца, я точно не считаю ростовщика достойной партией для моей дочери. Жаль, что выбор делаю не я.
Он говорит это так спокойно, как будто обсуждает марки виски или автомобили. Так обыденно, как будто речь не идет о том, что этот мужик с острым, как бритва взглядом, с удовольствием оторвал бы мне яйца и катал их между пальцами как гребаные японские шарики здоровья. От этой мысли в паху сводит фантомной болью.
– Спасибо за откровенность, ― произношу я и делаю глоток горького, ароматного кофе.
– Засунь себе в задницу гребаную вежливость, Олег Сергеевич. Это все хуйня, и мы оба это понимаем. Я ― акула, а ты пока еще акуленок. Дорастешь до моего возраста, когда у тебя будет своя дочь, ты будешь рвать ее мужиков не меньше, чем я. Если, конечно, твои возможности будут хотя бы на десятую долю совпадать с моими. Варя ― особенная девочка. Если она решит поделиться с тобой своими проблемами, ты поймешь, почему. А до того момента помни: за ее спиной стоит не просто папа. Ее тыл прикрывает монстр, который за секунду сметет к ебеням всю твою семью, и не побрезгует.
– У меня, наверное, напрочь отсутствует инстинкт самосохранения, но мне почему-то совсем не страшно от этих слов, ― спокойно произношу я.
И мне действительно не страшно. То ли у меня тормоза отказали, то ли… Если бы Тимур предложил выбрать: жизнь с Варей или отрубить мне ногу, я бы, пожалуй, задумался. И не факт, что о том, хочу ли быть с Варей. Скорее, я бы прикинул, как с одной ногой водить машину. Я, наверное, псих, но сейчас, когда снова заполучил ее себе, не могу представить себе жизнь без Варвары. Иррационально и по-идиотски, но это правда. Она как будто приворожила меня. Не даром в средневековье рыжих женщин жгли на костре. От них наступает такое помутнение рассудка… Хотя ни от одной рыжей шлюхи меня так не вело, как от моей собственной.
– Надеюсь, мне не придется воплощать их в жизнь.
– Да к черту все это! ― слышу истеричный крик в коридоре, и четко узнаю в нем голос моей Бестии. Она ревет, как раненый зверь. ― Сказала же! Не трогайте меня! Олег!
Я подскакиваю на месте.
– Сядь! ― рявкает Тимур, но я его не слышу.
В два шага оказываюсь у двери кабинета, как та распахивается, и Варвара буквально влетает в мои объятия. Врезается в меня на полном ходу так, что мне приходится сделать два шага назад, чтобы мы не упали. Я прижимаю ее трясущееся тело к своему, а она вцепляется в мой пиджак и вздрагивает. Мы стоим так несколько минут в тишине, пока Варя не перестает дрожать. Я шепчу ей на ухо слова успокоения и глажу по голове, пока ее хватка не ослабевает. Варя немного отстраняется и заглядывает мне в глаза.
– Заберешь меня к себе? ― спрашивает она, а во взгляде мольба.
– Конечно, ― отвечаю с легкой улыбкой, чтобы дать ей понять, что со мной ей ничто не угрожает.
Тогда Варя разворачивается к Тимуру и смотрит на него.
– Пап, я тебя умоляю, не делай этого больше. Пожалуйста, ― шепчет она.
И я впервые вижу акулу, которая поджала хвост и вот-вот начнет скулить. Он с такой любовью смотрит на Варвару. Хмурится и сжимает челюсти, но во взгляде нежность. Настоящая отеческая. Так смотрят на своего любимого ребенка. И в этот момент меня отпускает, потому что подозрения о том, что Тимур относится к Варе совсем не как отец, рассеиваются. Ему больно от того, какой он видит свою дочь. Он проживает с ней каждую ее эмоцию.
