Вот глашатай закончил вещать и махнул рукой. Палач потянулся к свисающей с поперечной перекладины удавке.
«Не-е-ет! Ол, нет!» — мысленно закричала Златка, сложила крылья и камнем ухнула вниз…
16. Вестница Сиятельной Праматери
Главный дознаватель гарнизона, получив отмашку от начальника крепости, взявшего на себя роль глашатая королевской воли, потянулся к свитому в петлю канату, предвкушая, как тот затянется на шее оборотня. И тут ему в лицо метнулось что-то огромное, белое, хлестнуло по глазам, ослепило. Палач зашатался, замахал беспорядочно руками, теряя равновесие, отступил на пару шагов и упал вниз, на землю, с узкого деревянного помоста.
Зрители, окружавшие эшафот, не сразу заметили, что с приговоренного сползают, рассыпаясь прахом и ржавчиной, путы и сеть. На глазах потрясенной публики откуда-то сверху на палача с гневным клекотом спикировала, бросилась, щелкая клювом и размахивая крыльями, белая с рыжеватыми вкраплениями птица.
— Совень! Белая совень! — закричал кто-то.
— Вестница Сиятельной Праматери! — подхватил другой голос.
Суровые воины, крепкие, закаленные в боях, начали пятиться от помоста, опускаться на колени, перекрещивая руки на груди и склоняя головы в знак почитания: во всех трех королевствах считалось, что Белая Совень — птица Сиятельной, вестница ее воли.
— Это знак! — не растерялся, подлил масла в огонь религиозного безумия Дагрон. — Сиятельная дает понять, что ей не угодна эта казнь!
— Освободить! Мы должны отпустить пленника! — подхватил Сандгрон.
Толпа загомонила, подхватила эти слова, требуя от начальника крепости свободы для оборотня, которого пару мгновений назад мечтала увидеть повешенным.
— Остановите казнь! — раздавались крики. — Нельзя противиться воле Праматери, если не хотим навлечь на себя бед!
— Расступимся, братья по оружию! — тут же подал Дагрон новую мысль испуганной толпе. — Дадим дорогу тому, кто осенен высшей милостью!
— Дорогу княжичу! — вновь поддержал выступления эльфа огненный воин.
Люди, окружавшие помост, начали тесниться, освобождая Ольгрону дорогу к воротам.
Сам Ол не поверил своим глазам, когда с неба на голову ему и его палачу упала, шипя, крича и хлопая крыльями, разъяренная птица.
— Лучик? — спросил он недоверчиво и поднял перед собой руку, сгибая ее в локте, чтобы птица могла присесть к нему на плечо. — Сиятельная! Этого не может быть!
Совень, столкнув с эшафота палача, заложила крутой вираж, подлетела к оборотню, уселась на подставленный ей локоть и потерлась своей пернатой головой о щеку молодого мужчины.
— Ведь это же ты, Лучик, правда? — переспросил Ол.
— Угу-у! — ухнула птица, и в ее голосе мальчишке послышалась нежность.
— А я уже с жизнью простился… — признался шепотом рыжик. — Ой! У меня же руки свободны! И ноги?! — внезапно осознал он и, наконец, прислушался к крикам толпы.
А когда расслышал — с трудом скрыл свое удивление: люди требовали отменить казнь и отпустить его! С испугом и благоговением смотрели они на сидящую на плече Ольгрона совень-Златку, которую сочли Вестницей Сиятельной Праматери.
— Уходи, оборотень! Ступай на все четыре стороны, раз уж сама Сиятельная не желает твоей смерти, — указывая рукой на ворота, провозгласил стоящий у самого края помоста офицер-сотник.
— Да, иди, тебе даровано избавление! — подхватили еще несколько человек.
Ольгрон собрал всю свою выдержку, чтобы не броситься бегом, неторопливо спустился по ступеням эшафота и зашагал к воротам, которые тут же принялись отворять стоящие на карауле у входа стражники.
Пока княжич шел по узкому проходу, образованному десятками людских тел, Даг и Санд незаметно пробрались к боковой дверце, чтобы выйти из крепости одновременно с освобожденным пленником. Они не разговаривали между собой, боясь спугнуть удачу, и лишь обменивались напряженными взглядами, согласовывая действия.
Едва рыжик ступил за ворота, к нему шагнули двое незнакомых воинов в мундирах одного из герцогских домов Зерафири.
— Быстро в карету! — приказал один из них голосом Дагрона.
— Ходу, ходу! — подхватил другой голосом Сандгрона.
Совень-Златка встрепенулась, раскрыла клюв, растопырила крылья, готовясь напасть на новых обидчиков, но Ольгрон, учуявший знакомый запах маршала и эльфа, положил свободную ладонь ей на лапки и шепнул чуть слышно:
— Это свои, Лучик! Успокойся! — и торопливо зашагал к экипажу.
Воскобойникова так и не поняла, кто они — эти «свои», и откуда взялись, но поверила младшему мужу и затихла. Оборотень торопливо, почти бегом, приблизился к карете и запрыгнул в нее. Двое незнакомцев единым слитным движением вскочили на скамеечку для возницы, один из них схватился за поводья и принялся понукать зерблюдов, выводя упряжку на дорогу.
Когда карета тронулась, совень-Злата встрепенулась и заглянула в бледное осунувшееся лицо рыжика. Она хотела бы задать мужу сотню вопросов, но в облике птицы это было невозможно.
— Погоди, Лучик, не перекидывайся пока, — заметив неуверенные движения жены, предупредил Ол. — Надо перебраться через границу, только тогда можно будет считать, что нам всем удалось спастись.
Злата махнула крылом вперед, указывая на стенку, за которой сидели два воина.
— Кло-кло-кло? — произнесла вопросительно.
— Ты разве не узнала их? — правильно понял сомнения супруги Ол. — Нас с тобой забрали и увезли из крепости Дагрон и Сандгрон. Как же вы все вовремя!
Молодой мужчина засопел носом, прикрыл глаза, пытаясь совладать с чувствами, но пара слезинок все же сорвалось с его ресниц и покатилось по щекам…
Воскобойникова посмотрела на это и легонько, так, чтобы не травмировать, но отрезвить, клюнула своего младшего мужа в палец, а когда он уставился на нее в немом удивлении — зашипела и даже пару раз угукнула грозно.
— Ты что, Лучик? Зачем дерешься? — непонимающе взглянул на совень Ольгрон.
«Не реви! Сам сказал: расслабляться рано!» — ответила ему Воскобойникова, но из ее клюва вырвалась только шипение и парочка грозных «угу-гу!»
Как ни странно, Ол снова догадался, о чем пыталась сказать ему жена:
— Все-все, Злата, я уже справился. Это была минутная слабость, — погладил он пернатую голову.
Совень слегка кивнула, одобряя услышанное, и принялась усаживаться, точнее, даже укладываться, как в гнезде, на коленях рыжика. Ол помог ей устроиться и принялся рассказывать о том, что с ним произошло. За три дня в подземном каземате он так соскучился по обществу, что сейчас наслаждался возможностью поделиться с женой всеми впечатлениями, переживаниями и приключениями. Злата, слушая рассказ оборотня, шумно вздыхала, топорщила перья и то ухала удивленно, то угукала возмущенно: мало она, оказывается, поиздевалась над его высочеством Максоном. За то, как принц Зерафири поступил с Ольгроном, его убить мало!
