На это у Болдгрона ответа не нашлось. Он только взвыл тихонько, крутанулся, перекинулся в человека и побрел, понурив голову, к особняку князя. Единственное, о чем он сейчас мог думать — это как спрятаться от чужих глаз и справиться с заполнившим душу отчаянием, огромным и давящим, как могильная плита.
Добравшись до своих покоев, Болди скрылся в них, и не выходил оттуда до рассвета того рокового дня, когда должен был состояться бой. Единственным, кого допускал до себя в эти два дня сраженный проклятием и женским коварством Болди, был лучший целитель клана.
* * *
Ночь накануне боя со старшим братом рыжик провел подле своей жены. Как только забрезжило утро, Ол в сопровождении супруги, двух ее старших мужей и Элизии отправился в квартал оборотней. На этот раз всей его человеческой семье было позволено присутствовать на месте грядущего события.
Чтобы уместить всех членов клана, желающих лицезреть битву двух княжичей, иргуарам пришлось даже возвести деревянные трехъярусные трибуны. К моменту прибытия Ольгрона и его семьи все эти скамьи были почти заполнены.
— Смотри, Лучик! Для вас приберегли местечко рядом с моими родителями и сестрой, — Ол подвел жену к нижней ступени центральной трибуны. — Усаживайтесь. И пожелай мне справиться с испытанием, любимая!
— Ты победишь, Ол, я знаю, — Злата на пару мгновений прижалась к рыжику, коснулась губами его подбородка. — Пусть Сиятельная дарует тебе свое благословение!
Никто, кроме Златы, не заметил этого, но после слов о благословении на лбу Ольгрона на миг высветился белый силуэт летящей совы. Похоже, в силах Воскобойниковой было не только проклинать, но и призывать милость Праматери. Впрочем, самой девушке сейчас было не до размышлений на эту тему. «Подумаю об этом позже», — сказала она себе и отпустила младшего мужа, который тут же направился в круг.
Злата смотрела только на рыжика, и поэтому даже слегка вздрогнула, когда услышала совсем рядом голос его старшего брата.
— Отец, представишь меня семье Ольгрона? Мы ведь еще не знакомы.
Князь Кэтгрон тяжело встал со своего места. Повернулся к старшим мужьям Златы, которых уже успел поприветствовать раньше.
— Альд Дагрон. Маршал Сандгрон. Сисса Элизия. Мне жаль, что приходится знакомить вас с моим старшим сыном при таких обстоятельствах… Тем не менее, перед вами именно он: Болдгрон, княжич клана Золотых котов.
Магистр и маршал молча и без улыбок кивнули молодому оборотню. Тот не посмел настаивать на большем, перевел взгляд на Элизию, протянул к ней руку:
— Моему брату подарила поцелуй перед боем его супруга. Может, вы, сисса Элизия, позволите мне получить хотя бы прикосновение к вашей ладони?
Лиззи замялась. Никаких добрых чувств к стоящему перед ней оборотню она не испытывала, хотя, надо признать, он был очень хорош собой: на полголовы выше своего брата, со светло-зелеными прозрачными глазами и серебристо-белыми волосами, заплетенными в пять коротких аккуратных косиц, с широкими плечами и грациозными, как у всех иргуаров, движениями. Лицо Болдгрона показалось девушке бледным, напряженным, на нем словно лежала печать обреченности.
Лиззи в растерянности глянула на Злату: та слышала просьбу молодого оборотня, и вряд ли была рада, что он посмел вообще подойти к ним. Но Воскобойникова, вопреки опасениям подруги, лишь слегка повела плечом, давая понять, что не считает нужным ограничивать младшую сестренку и предпочитает, чтобы она сама решила, готова ли принять этот знак внимания.
— Сисса Элизия? — становясь еще более несчастным и словно придавленным невидимым грузом, переспросил снова Болдгрон. Он так и стоял с протянутой рукой, словно ждал подаяния.
— Хорошо, — неохотно уступила ему Лиззи и вложила свои пальчики в крупную ладонь.
Сама она не ощутила при этом ничего, кроме смятения и раздражения. А вот с Болдгроном, который склонился к руке девушки, чтобы поцеловать ее, происходило что-то странное. Он замер, склоненный, задышал глубоко, раздувая ноздри. Прижался на миг губами к пальцам Элизии, а потом повернул ее кисть и лизнул прямо в центр ладони. Выдохнул шумно. Зашатался, словно получил неожиданный удар ножом в спину. Глаза мужчины вспыхнули — и тут же погасли, став еще более пустыми и безрадостными, чем до этого.
— Истинная. Как же я мечтал тебя встретить… Сиятельная, за что? Почему это произошло вот так?!
— Что ты там бормочешь, сын? — видя, что Болди не торопится отходить от сестры Златы, забеспокоилась княгиня Рессатия. — Надеюсь, он вас ничем не оскорбил, сисса Элизия? — обернулась она к Лиззи.
— Нет, — девушка удивленно и даже непонимающе покачала головой. — Он говорит какие-то странные вещи…
— Болди! Что происходит? — подпустив в голос строгости, обратилась к оборотню его мать. — Я жду!
— Я… встретил свою избранную, мама… — на Болдгрона было жалко смотреть.
— Ты уверен? — сисса Рессатия растерялась.
Княгиня, несмотря ни на что, любила старшего сына и мечтала о том, что однажды ему встретится девушка, которая станет его единственной любовью, примет его и отогреет сердце мужчины. Но теперь надеяться на такое счастье не приходилось.
Элизия выдернула руку из невольно сжавшихся пальцев оборотня. Молча вынула из кармашка расшитый и надушенный платочек, тщательно вытерла облизанную ладонь. Отступила на шаг и уселась на скамью.
— Вы ведь не оттолкнете меня, сисса Элизия? Позволите мне видеть вас, ухаживать за вами? — упал перед ней на колени Болди.
— Ухаживать за мной?! — Лиззи с трудом сдержала вспыхнувшее в груди негодование. — А как же ваше, сэт Болдгрон, желание занять место младшего брата во главе клана и в постели его жены?
Оборотень сжался под ее строгим взглядом. Схватился за горло, словно в приступе удушья.
— Теперь это не имеет значения, — через силу выговорил едва слышно.
— Значит, вы отказываетесь от сражения, сэт Болдгрон? — сузила глаза Лиззи. Взгляд ее стал настолько острым, что даже Злата, никогда не видевшая свою подругу такой рассерженной, слегка поежилась.
Лицо Болдгрона мучительно скривилось. Он до крови прикусил нижнюю губу, пару раз качнулся взад-вперед, не вставая с колен.
— Я… выйду на этот бой, но заранее откажусь от всех полагающихся победителю привилегий. Так можно, я знаю. И, клянусь, не нанесу… брату… — это слово далось ему особенно тяжело, — ни одной серьезной раны.
— Что ж. Имейте в виду, сэт Болдгрон: я никогда не приму ухаживаний от мужчины, который посмел причинить вред кому-то из членов моей семьи!
Оборотень обреченно кивнул. Встал, неуверенным шагом двинулся в круг сражений, где его уже дожидался Ольгрон. Вышел в центр, принял из рук главы охотников, который должен был выступить в роли судьи, амулет, усиливающий голос.
Шум на трибунах стих сам собой: все поняли, что сейчас услышат что-то важное.
