— А мы тоже должны полностью обнажиться: мужчине не следует скрывать себя под слоями ткани ни от своей супруги, ни от взора Сиятельной… — объяснил эльф.
— Тем более уж кто-кто, а Сиятельная нас всех и без того насквозь видит, — добавил рыжик.
Выйдя в центр усыпанной мелким белым песком арены, голая, словно Ева в эдемском саду, Воскобойникова остановилась и поманила к себе Дагрона. Он приблизился. Если б не учащенное дыхание и плещущаяся в зрачках Тьма — догадаться о том, насколько взволнован мужчина, было бы практически невозможно.
Воскобойникова не знала, какие слова принято говорить в этом мире во время брачной церемонии, но это ее не смущало. Главное, что она вынесла из занятий с сиссой Маджестиной: когда творишь магические заклятия — важно как можно четче и однозначнее выразить свое намерение. А что может быть яснее и понятнее, чем знакомые с детства слова, которые произносят в церкви во время венчания?
— Силой Света, Силой Тьмы, именем Сиятельной Праматери, клянусь, Дагрон, муж мой, — заговорила Злата, — любить и почитать тебя в горе и в радости, в болезни и в здравии, до последнего вздоха — пока смерть не разлучит нас. Да будет так!
Она проколола подушечку указательного пальца и обронила на песок арены пять капель крови, а когда они с шипением исчезли, притянула к себе эльфа, который почти разучился дышать за эти недолгие мгновения, прижалась поцелуем к его бледным губам и шепнула тихо: «Люблю тебя, Даг».
И тут стальная выдержка эльфа впервые в жизни изменила ему: он со стоном обхватил девушку, прижал к себе и принялся целовать — страстно, самозабвенно, горячо и безудержно.
— Ты моя, Лучик! Теперь уж точно моя — навсегда! Ведь я никогда не освобожу тебя от этой клятвы, никогда не отпущу — просто не смогу, понимаешь? — шептал он, покрывая поцелуями ее лицо, шею, плечи…
— И не надо, Даг. Не для того я клялась, — принимая огненные ласки, мягко ответила Златка.
Она впервые столкнулась с тем, насколько страстным может быть ее белолицый супруг, какой темперамент скрывает он за своей напускной холодностью, и это открытие заворожило ее, заставило дрожать в его объятиях. Колени девушки слабели и подкашивались, мягкое женское тело поневоле льнуло к твердому мужскому. А эльф все не мог остановиться: сжимал ее, гладил, толкался сильными бедрами, меж которыми уже восстало, готовое к бою, его мужское орудие…
«Стоп! Какой бой! Какая страсть?! Мы же в Круге Сиятельной, и моих клятв дожидаются Санд и Ол!» — напомнила себе Воскобойникова и плавно, но решительно отстранила Дага.
— Погоди, — попросила осторожно. — Давай сначала завершим обряд…
— Да, разумеется, — опомнился магистр.
Он отступил на пару шагов и встал у нее за плечом, словно почетный караул. Но Злата спиной ощущала его жаркое дыхание и пронзительный взгляд. Тем не менее, переведя дыхание, она позвала:
— Подойди ко мне, Сандгрон, и прими мои клятвы!
— Счастлив выполнить твою просьбу, моя огненная сисса! — тут же откликнулся маршал и поспешил к девушке.
Воскобойникова повторила те же слова и обронила на белый песок еще пять капель крови, после чего скрепила свои обеты поцелуем. Как и следовало ожидать, огненный воин не остался безразличным к прикосновениям обнаженной и всегда желанной супруги. Его тело тут же сообщило об этом, отсалютовав Злате гордо поднятым древком без полотнища.
— Потерпи и ты, Санд, — вздохнула девушка. — Постарайся не перевозбуждаться: я бы не хотела заставлять Ольгрона ждать слишком долго.
— Я сумею сдержаться, Лучик, но ты все же поторопись, — тихо попросил маршал.
Наконец, рыжик тоже услышал предназначенные ему обеты, получил поцелуй и потерся своим отвердевшим естеством о животик супруги:
— Мы не возлежали с тобой уже несколько дней, Злата, я ужасно по тебе соскучился! — с подкупающей прямотой признался он.
— Ох, и я соскучилась — по каждому из вас, — ответила девушка. — Вот только не возлежать же нам всем четверым прямо тут, на песочке? Что же мне делать, Сиятельная? — невольно воззвала она к Праматери.
Видимо, Праматерь услышала этот призыв и тут же откликнулась: между деревьями, ограждающими Круг, открылся новый проход. Злата ойкнула, повела плечами и кивнула на него мужьям:
— Ну что — идем?
— Идем, — согласились мужчины.
* * *
Короткая зеленая аллея привела Злату и ее мужей на лесную полянку. На этот раз — небольшую. Однако на ней хватило места и для небольшого озерца, скорее, даже прудика, темные воды которого украшали водные лилии, и для возвышения, до странности напоминающего брачное ложе. Это ложе было покрыто мягким мхом, поверх которого стелились большущие плотные листья с бархатистой поверхностью. На них хотелось прилечь, ощутить голой кожей упругость и теплые щекочущие прикосновения. Девушка не стала противиться возникшему желанию: взобралась на возвышение, легла на спину, подставляя обнаженную кожу лучам местного солнца.
— Как хорошо! — воскликнула, ощущая, как по телу разливается томительная нега.
Мужчины — все трое — сдавленно застонали, глядя на жену, которая вольно разлеглась перед ними: стройная, соблазнительная, с округлыми грудями и бедрами, с тонкими запястьями и щиколотками, с плоским животиком и гладким, свободным от растительности лобком. Эта зрелая красота не могла оставить безразличным ни одного мужчину!
— Идите ко мне, Даг, Санд, Ол! — позвала Воскобойникова. — Тут так хорошо, лучше, чем на самой мягкой перине!
Дважды приглашать мужей не пришлось. Они взобрались на ложе: эльф — с одной стороны, огненный воин — с другой, а оборотень, следуя зову своей кошачьей половины, так и вовсе устроился в ногах у супруги. Только вот лежать спокойно ни один из них был не в силах.
Даг первым решился заявить о своих желаниях, положив прохладную ладонь на живот супруги и склонившись над ней, чтобы заглянуть в глаза. Злата и не думала его отстранять. Напротив, потянулась рукой, дотронулась до бледной щеки, прочертила пальчиками линию от виска по скуле к носу, а потом вниз, к сомкнутым губам. Губы эльфа дрогнули, поймали женский пальчик, принялись посасывать его.
Ол, видя это, тоже не стал медлить и, уступая зову естества, принялся гладить и покрывать поцелуями аккуратные ступни и голени девушки. Санд не мог оставаться в стороне: прижался к другому боку Златки, приник пылающим лбом к ее груди, поймал жадными губами вишнево-красный сосок, стал перекатывать его языком и даже слегка прикусил зубами, вызвав сладкую дрожь в теле супруги. Вторую грудь жены маршал нежно сжал и стал покачивать, словно взвешивая доставшуюся ему драгоценность.
На какую-то долю мгновения Злата засомневалась: «Что я творю? Это же получается, что я сразу с тремя мужьями возлегла?» Но обратного пути не было: распаленные мужчины, похоже, ничуть не смущались друг друга.
Никто никому не мешал, а ласки становились все более горячими, страстными, откровенными, и одновременно оставались почтительными, бережными. Казалось, что мужчины не просто прикасаются к жене, распаляя ее и свое желание, а священнодействуют, следуя древнему сакральному ритуалу. И вот это их сосредоточенное состояние, эта нарочитая неторопливость и трепетность окончательно убедили девушку просто довериться мужьям и тому, что они делают, отбросить сомнения и позволить всему идти своим чередом.
