Утро Рождества было солнечным и морозным. Мирабель, как и всегда, проснулась очень рано. Преклонив колени, она вознесла хвалу Господу и попросила его о милости и снисхождении. «Помоги мне, Боже, не оплошать и не опозорить мою бабушку, — восклицала она в своей молитве. — Пусть этот день станет для нас праздником, а не разочарованием!»
После лёгкого завтрака девушка приняла ванну, а затем уселась возле камина, чтобы просушить свои длинные волосы. Дженни — горничная, нанятая герцогиней для Мирабели, принялась расчёсывать густые тёмные пряди.
— К Вашему лицу, леди Мирабель, — приговаривала Дженни, — пойдёт причёска в греческом стиле, с волосами, заплетенными в косу вокруг головы и несколькими свободными локонами у висков. Но мне понадобится время, чтобы заплести Ваши волосы и завить и закрепить локоны.
— Наверное, Дженни, — засмеялась Мирабель, — мне следует взять какую-либо книгу, иначе я умру от скуки, сидя в этом кресле!
Однако читать Мирабели оказалось невмоготу: она слишком волновалась и могла думать лишь о предстоящем вечере. Вечер же приближался неумолимо. Солнце уже склонилось к западу и почти скрылось за крышами домов, когда Мирабель была, наконец, причёсана и напомажена по моде того времени. Несколько капель ароматического масла, брызнутых на нижнюю рубашку, окутали девушку тонким запахом магнолии. Корсет из белой парчи, затканной золотой нитью, подчеркнул тонкую талию девушки, а пышные нижние юбки, укрытые тяжелой верхней юбкой из той же ткани, придали её облику величавость. Жемчужные нити были искусно вплетены в её волосы. Жемчужное колье и серьги дополняли этот образ, полный и сияния, и нежности.
Глядя в большое венецианское зеркало, юная леди спрашивала себя: «Ну, и куда же подевалась мисс Макнот, полная кротости и смирения? Разве эта высокая нарядная дама похожа на скромную воспитанницу сиротского приюта? Нет, Мирабель, — продолжала она беседовать со своим отражением, — не забывай, ни на минуту не забывай, что кроме вот этого блеска и богатства, в мире есть нищета и голод. Не позволяй себе зазнаваться, мисс Макнот!»
Однако на эти в высшей мере благородные мысли времени в этот вечер у юной героини не было: В дверь её комнаты вошла герцогиня Суассонская, чей туалет был уже полностью завершён.
— Позволь мне взглянуть на тебя, дитя. Я хочу лично удостовериться, что ты идеально одета и причёсана. Кажется, я так не волновалась даже в день, когда ехала на мой собственный первый бал!
— Как я выгляжу, бабушка? Тебе нравится?
— Ты свежа и полна сиянием, словно нежная лилия! — в голосе старой леди прозвучала искренняя теплота. — Мне даже немного тревожно за тебя, ведь ты так привлекательна! Но мне не хотелось бы, чтобы среди тех, кого привлечёт твоя красота, оказались нехорошие люди.
— Скажи, бабушка, а на этом балу будет граф Трампл?
— Да, моя девочка. Он даже вызвался сопровождать нас с тобой во дворец лорда Дженнингса. Буквально через несколько минут он будет здесь!
— В таком случае, леди Мейплстон, Вы можете не опасаться за меня: мистер Трампл уже не единожды доказывал, что способен защитить своих друзей!
— Видишь ли, дитя моё, в свете несколько иные законы. Как благородный человек, граф, конечно, может вступиться за твою честь, если на неё посягнут в его присутствии. В противном случае он не может ни во что вмешиваться, пока вы хотя бы не помолвлены.
— Выходит, бабушка, мне лучше бы поскорее принять предложение Остина?
— Только в том случае, если он тебе нравится, и если ты этого действительно хочешь.
— Он мне нравится, леди Дженнифер, он приятен в общении и привлекателен, как мужчина. Думаю, я действительно готова принять его предложение.
— Что ж, дитя, это замечательная новость. Уверена, что Трампл будет счастлив, услышав её. Однако мы ещё успеем обсудить твоё решение в более спокойной обстановке, а сейчас я предлагаю всё же не терять время, а отправляться на бал.
Мирабель, туалет которой был, наконец, завершён, вслед за величественной герцогиней вышла из своих покоев. Спустившись по устланной коврами лестнице в холл, дамы обнаружили, что граф Нортгемптонширский уже дожидается их. Молодой человек был явно взволнован, хотя старался не показывать этого. Наряженный в честь праздника в новый, чёрный с искрой костюм, он стремительными шагами расхаживал по просторному залу, ибо усидеть на месте было выше его сил.
Когда дамы предстали перед ним, нарядные и благоухающие, Трампл почувствовал на миг, что у него перехватило дыхание от восхищения. Не скрывая этого чувства, он склонился вначале к руке герцогини, а затем — к руке Мирабели:
— Для меня большая честь сопровождать столь сиятельных красавиц! Думаю, сегодня мне не миновать завистливых взглядов! — в комплименте его была, как всегда, доля юмора.
— Ах! Не льстите нам, Ваша светлость! — смеясь, отвечала герцогиня. — Мы и так весьма расположены к Вам!
— Могу ли я узнать, до какой степени высоко Ваше расположение? — не оставляя игривого тона, вопросил Остин.
— Думаю, моя внучка сама расскажет Вам об этом, но было бы лучше, если бы этот разговор мы отложили на потом, иначе Мирабель рискует не попасть на Бал, к которому так готовилась!
Мигом посерьёзнев, мужчина перевёл пытливый взгляд на возлюбленную, надеясь в глазах её прочесть что-то, что обнадёжило и успокоило бы его. Однако девушка стояла, слегка порозовев от смущения и потупив взор, поэтому не заметила его тревоги.
— Идёмте же, идёмте! — торопила всех леди Дженнифер.
Проглотив множество вопросов, мучающих его, Трампл подхватил своих дам под руки и проводил их к экипажу, где помог им устроиться, после чего уселся сам.
Раздался щелчок кнута, и Мирабель, в сопровождении бабушки и графа Трампла, отправилась на свой первый светский раут.
***
Несколько минут дороги прошли в напряжённом молчании. Каждый из пассажиров нарядной кареты с гербом герцогов Суассонских на дверцах, думал о чём-то своём. Мирабель пыталась справиться с охватившим её волнением, герцогиня раздумывала, кому из своих друзей представить свою внучку, а граф Остин Трампл пытался угадать, что сулит ему обещанный серьёзный разговор.
Тем временем карета остановилась, и взглядам вновь прибывших открылся дворец лорда Дженнингса. Мирабель лишь тихо охнула, спустившись на мощёную дорожку со ступенек экипажа. Ей казалось, что более величественного и красивого дома, чем дом её бабушки, быть уже не может. Но этот дворец был ещё выше, ещё больше и ещё наряднее! Он даже несколько угнетал своим великолепием, словно требуя от тех, кто собирался войти в него, такого же величия: высокого происхождения, пышных одежд и высокомерного вида. У Мирабели появилось ощущение, что ей лучше не входить в эти огромные, в полтора человеческих роста, двери. Леди Мейплстон заметила смятение девочки:
— Не робей, моя дорогая! Это ведь не берлога людоеда!
— Однако некоторые обитатели высшего света вполне могли бы сойти за его близких родственничков! — с циничной усмешкой заметил Трампл.
