Так прошла зима, а за ней — и весна. На лето герцогиня решила вывезти свою внучку на курорт в Бат. Остин не мог надолго оставить своё поместье, ему предстояло много дел: нужно было присматривать за ремонтом в доме, ожидавшем новую хозяйку, и за эффективностью тех изменений, что внёс он в своё хозяйство.
Впрочем, в доме герцогини к концу лета так же стало тесно и шумно: её управляющий, с разрешения герцогини, нанял дополнительный штат прислуги, ведь свадебные торжества должны были пройти именно в её доме, и ожидалось очень много гостей.
***
Немая
Когда до свадебных торжеств осталось не более месяца, леди Мейплстон и её внучка вернулись в Лондон. Им предстояло разослать приглашения, пошить Мирабели подвенечное платье, обсудить меню и размещение гостей. Радостно и оживлённо проходили дни в этих предпраздничных хлопотах. В доме не закрывались двери, мелькали незнакомые лица поставщиков и их помощников, новых работниц, нанятых по случаю праздника, и посетителей, явившихся по иным делам.
Среди новых работниц, нанятых за время отсутствия хозяек дома, была одна горничная — мисс Мэри Прескотт, которая привлекла внимание Мирабели. В жестах и движениях этой женщины девочке чудилось что-то до боли знакомое. Желая выяснить, кто она и откуда, Мирабель обратилась к управляющему герцогини и узнала, что женщина эта немая, хотя слышит хорошо. Мисс Прескотт представила управляющему надёжные рекомендации, и была принята на работу. Мирабель исполнилась жалости к этой несчастной, и выразила сожаления, что не может поговорить с ней.
Тем временем в Лондон из своего поместья вернулся мистер Трампл. Он привёз Мирабели чудесный подарок — фамильные драгоценности своей матери. Это были изящные, тончайшей работы серьги из золота и не больших, но очень чистых алмазов, такое же изящное колье и тонкий золотой перстенёк, украшенный крупным бриллиантом. «Теперь моя невеста будет сиять, словно само солнце!» — приговаривал Остин, примеряя колечко на безымянный пальчик своей наречённой.
Казалось, ничто не должно было омрачать эти дни, но Мирабель заметила, что её жених напряжён и тревожен. Девушка видела, что он всё время думает о чём-то неприятном, и эти думы гнетут его и не позволяют ему радоваться предстоящим событиям. Не выдержав, она попыталась узнать: что же беспокоит её любимого. Однако Трампл не пожелал делиться с ней своими проблемами. «Поверь, Мирабель, душа моя, — отвечал он на её расспросы, — нет ничего такого, о чём стоило бы говорить. Просто я волнуюсь, ведь близится день, когда сбудется моя мечта, и ты войдёшь в мой дом и в мою жизнь полновластной хозяйкой!»
На душе у графа действительно было неспокойно: то ему казалось, что Мирабель передумает и в последний момент разорвёт помолвку, то мерещилось, что с его возлюбленной приключится какая-то беда, которая разлучит их навеки. Быть может, некоторая тревожность присуща всем молодым людям, собирающимся вступить в брак? Или, может быть, Остин слишком долго страдал, и теперь не мог поверить до конца в своё счастье?
Для страхов Остина была ещё одна причина: предсказание старой ворожеи, которую встретил он когда-то среди холмов Девоншира. Трамплу не хотелось быть суеверным, не хотелось даже думать о том, что говорила ему ведунья, однако забыть её предостережений он не мог. Флакончик, подаренный старухой, граф положил во внутренний карман своего сюртука и постоянно носил с собой. «Пусть будет — просто на всякий случай», — оправдывался он перед самим собой.
Шли дни, бежали часы и летели минуты, но ничего не происходило. Возможно, иной человек расслабился бы и забыл обо всём. Но не Остин Трампл, граф Нортгемптонширский! Слишком часто играла с ним судьба, преподнося нерадостные сюрпризы, так что недоверие было у него в крови.
…Ещё пять дней — пять тёплых осенних дней — и он увезёт Мирабель в своё поместье, и только тогда он поверит, что всё позади, что теперь эта женщина принадлежит ему и будет принадлежать вечно! Занятый этими мыслями, Трампл вышел из кабинета герцогини Мейплстон в холл, намереваясь подняться в комнату Мирабели. На лестнице он столкнулся с горничной, которая несла с улицы несколько подушек. Женщина взглянула на него из-под сдвинутого на самый лоб накрахмаленного чепца и поспешила укрыться за ближайшей дверью. Облик её невольно насторожил Остина: было что-то неестественное и в низко надвинутом на лоб чепце, и в той поспешности, с которой отвернулась она от него. Кроме того, графу показалось, что он знает эту женщину, что он уже видел её где-то, вот только никак не мог вспомнить, где…
…Воспоминание — или даже не воспоминание, а озарение — пришло к Трамплу слишком поздно. Накануне венчания он почти не спал, и лишь под утро забылся тяжёлой дрёмой. Как всегда, графу снились кошмары. Но сегодня главной их героиней была почему-то то ли мадемуазель Девернье, о существовании которой Остин почти забыл, то ли горничная, встретившаяся Остину в доме герцогини. Очнувшись от дрёмы, он несколько секунд пытался понять — кто же снился ему: Элеонора или немая прислуга. И тут перед его мысленным взором вновь мелькнули глаза этой женщины — глаза Элеоноры Девернье.
XXXVII Покушение
Понимая, что уже не успевает, Остин, босой и неодетый, выбежал из своей комнаты.
— Прикажите седлать Буцефала, быстро!!! — прокричал он удивлённым слугам. — Хоуп, помогите мне одеться! — окликнул своего камердинера.
Уже через пять минут, кое-как одетый, неумытый и непричёсанный, мчался граф Нортгемптонширский к дому своей невесты. Давно узкие улицы Лондона не видели такого галопа! Сердце Остина стучало так же громко и часто, как копыта его коня по промёрзшей мостовой.
* * *
В доме герцогине царили шум и суета. И хозяева дома, и гости одевались, причёсывались и наряжались, ведь венчание было назначено на четыре часа пополудни. Мирабель проснулась, как и всегда, с первыми лучами солнца. Открыв окошко, чтобы впустить свежий утренний воздух, она встала на колени перед иконой Божьей Матери и прочла благодарственную молитву. «Благодарю тебя, господи, — шептала Мирабель, — за милость твою и заботу. Благодарю за хлеб насущный. Благодарю за этот день, за то, что у меня есть моя бабушка и мой любимый мужчина. Благодарю тебя за то, что они здоровы и бодры». Едва закончив молиться, девушка услышала стук в дверь.
— Войдите! — пригласила она.
С поклоном в комнату Мирабели вошла её горничная, Дженни.
— Сегодня такой торжественный день, леди Мирабель! — с восторженной улыбкой заметила она. — Нам придётся здорово потрудиться, ведь Вы должны выглядеть просто ослепительно! Давайте, я помою и просушу ваши волосы, и мы начнём делать причёску.
— Хорошо, Дженни, я готова, — согласилась юная леди. читай на к:н:и:г:о:е:д.нет
Через несколько минут волосы девушки были вымыты. Обернув голову своей госпожи полотенцем, Дженни отправилась за щипцами, которыми собиралась завивать густые пряди красавицы-невесты. Мирабель, усевшись у стола, решила написать пару строчек в своём дневнике. Однако не успела она обмакнуть перо в чернила, как в дверь вновь постучали, после чего в покои вошла немая служанка с подносом. На подносе стояла чашка с кофе и блюдце со свежей ароматной булочкой. Уловив аромат свежесваренного кофе, Мирабель поняла, что ей действительно нужно перекусить: ведь в следующий раз она сможет поесть не раньше семи часов вечера.
