Торжество было отменено, но приехавшие издалека гости, с разрешения леди Мейплстон, не спешили покидать её гостеприимный дом: все беспокоились за юную наследницу герцогини, все хотели дождаться того момента, когда девушка очнётся. Прошёл день, а за ним и ночь; герцогиня, граф и доктор Малкис по очереди сменяли друг друга у постели больной, однако девушка всё так же оставалась без сознания.
Доктор утверждал, что раз юной леди не становится хуже, то это хороший знак, — но Остин всё больше и больше терял надежду, и всё больше терзал себя за то, что стал причиной всех бед. Ни попытки прибывшего на венчание фон Эссекса поговорить с племянником, ни увещевания доктора не приносили молодому человеку утешения. Наверное, ещё пару дней этого напряжённого ожидания, ещё несколько суток этой непрерывной муки — и Трампл сам заболел бы или решился бы на какой-либо отчаянный поступок. К счастью, молодость и здоровье Мирабели, а так же снадобье ворожеи сделали своё дело — и к вечеру второго дня девушка пришла в себя.
***
Сознание возвращалась к Мирабели постепенно. Вначале она почувствовала запах: в Лондоне царила осень, и во дворах и садах жгли опавшую листву. Этот горьковатый аромат был первым, что ощутила девушка. Не в силах вспомнить, где она и что с ней, Мирабель попыталась открыть глаза, но ощутила в них жуткую резь, и вынуждена была зажмуриться с такой силой, что выступили слёзы. Не открывая глаз, мисс Макнот начала прислушиваться.
Странные тихие звуки, раздававшиеся совсем неподалёку от её изголовья, не на шутку встревожили девушку, и она вновь попыталась открыть глаза. На сей раз попытка была более успешной: вначале перед её взором была лишь смазанная картинка без чётких линий. Однако постепенно взор Мирабели приобрёл былую ясность и первым, кого она увидела, был её жених — граф Нортгемптонширский. Несчастный граф не мог смириться с произошедшим, не мог простить себе свою мнимую вину. Терзаемый бессильной яростью, он наказывал себя тем, что почти ни на минуту не покидал спальни своей наречённой, опасаясь пропустить или её пробуждение, или — последний вздох…
Глаза Остина были закрыты, голова покоилась на спинке кресла, но видно было, что он не спит: пальцы его сжимали ручки сиденья так, что побелели костяшки пальцев. Губы графа были плотно сжаты, на щеке перекатывался желвак, а из груди вырывалось хриплое тяжёлое дыхание. Казалось, что какая-то невидимая, но жестокая рука мучает Остина, терзает его внутренности. «Мирабель, — со стоном пробормотал он, — Мирабель!..»
Мирабель, которая совершенно не помнила последних событий, с недоумением и некоторым ужасом взирала на эту картину. Лицо графа, потемневшее от горя и усталости, показалось ей чужим и незнакомым, словно постаревшим на десяток лет. В сердце девушки горячей искрой вспыхнуло сострадание к Остину. Она попыталась окликнуть Трампла, но из её пересохшего горла не вырвалось ни звука. Тогда Мирабель медленно, с трудом подняла руку и своими холодными, всё ещё слабыми пальчиками коснулась сжатого кулака графа.
Эффект был поразительным! Остин содрогнулся, словно его окатили ледяной водой, и воззрился на Мирабель глазами, на дне которых мутными волнами плескалось безумие. Несколько мгновений он безмолвно смотрел в её глаза, после чего каким-то образом сполз с кресла и оказался стоящим на коленях подле её ложа. Лицо Остина передёрнулось болезненной судорогой, он ухватился за протянутую ему руку и уткнулся лицом в ладонь Мирабели.
Всё ещё не понимая, что происходит, смотрела она на склонённый к ней русый затылок Остина, на его тяжёлые, необъяснимо вздрагивающие плечи. Лишь почувствовав влагу на своей ладони, девушка поняла, что граф плачет! Это был первый — и единственный в жизни — раз, когда Мирабель видела слёзы своего возлюбленного. Мисс Макнот вновь попыталась заговорить, однако голос по-прежнему не слушался её, и тогда Мирабель отняла у Остина руку, заставив его, наконец, поднять голову.
— Воды! — прошептала она одними губами. Трампл тут же принёс со столика стакан и поднёс его к пересохшим губам девушки. Выпив воды, Мирабель смогла, наконец, говорить.
— Что происходит, милорд? — был её первый вопрос.
Хриплым, подрагивающим от пережитого волнения голосом мужчина изложил ей события последних двух дней. Он не скрыл от любимой, что пострадала она по его вине.
— Возможно, ты теперь и смотреть на меня не захочешь, Мирабель, — упавшим голосом закончил Остин свой рассказ.
Мирабель была настолько потрясена всем услышанным, что даже не нашлась, что ответить. Сейчас её больше беспокоило то, что все, в том числе и герцогиня, всё ещё думают, что она, Мирабель, при смерти.
— Надо срочно позвать герцогиню! — прошептала она. — Я не хочу доставлять бабушке ни одной лишней минуты беспокойства!
Остин покорно позвонил в колокольчик и попросил тут же появившегося лакея известить леди Мейплстон о том, что её внучка очнулась и хочет видеть свою бабушку. Ещё через пару минут в комнате появилась герцогиня, а под дверями собралась целая толпа гостей и прислуги, желавших поддержать молодую леди и пожелать ей скорейшего выздоровления.
К счастью, доктор Малкис тут же навёл порядок, запретив до утра посещения больной всем, кроме герцогини, графа и виконта фон Эссекса.
— Дайте девушке окончательно придти в себя и набраться сил! — увещевал он.
Побеседовав с леди Дженнифер и выпив чашку горячего бульона, Мирабель вновь уснула — сил её пока не хватало даже на то, чтобы самостоятельно сесть в постели. До утра в её комнате по-прежнему дежурили то герцогиня, то доктор Малкис. Остина, не смотря на все его протесты, отправили отдыхать.
XXXIX Кольцо ворожеи
К утру следующего дня Мирабель настолько окрепла, что уже сидела в постели, принимая визиты своих гостей.
— Так когда же венчание, леди Мейплстон? — спрашивали они.
— Как только разрешит доктор Малкис, — отвечала Мирабель с улыбкой.
Время близилось к обеду, а Остин всё не появлялся — и это беспокоило девушку. Смущённая постоянным присутствием малознакомых людей, она не решалась спросить о графе, и лишь молча размышляла над словами, которые сказал он ей накануне:
«Это по моей вине ты пострадала, Мирабель. Это я не уберёг тебя. Возможно, ты теперь и смотреть на меня не захочешь, Мирабель?»
Девушка прекрасно понимала, что Трампл вовсе не виноват в тех бедах, которые натворила Элеонора Девернье. Остин не давал этой женщине никаких надежд, никаких поводов думать, что он может когда-либо быть с ней. Мирабели хотелось утешить графа, сказать ему, что она по-прежнему любит его и будет счастлива стать его женой.
Наконец, решившись, Мирабель пригласила виконта фон Эссекса.
— Господин виконт, — обратилась девушка, — Вы не знаете, где Ваш племянник и почему он не хочет навестить меня?
— Боюсь, дитя моё, Остин решил, что приносит тебе одни лишь беды и решил отказаться от идеи связать твою юную жизнь со своей. Насколько мне известно, ещё вчера вечером он отправился в свой лондонский дом, чтобы собраться и в ближайшие дни уехать в свое имение. Похоже, мой племянник решил стать затворником и окончательно прекратить графский род Нортгемптонширов, — в голосе пожилого виконта слышалась глубокая печаль. — Мне бы не хотелось давить на тебя, девочка, но ты — единственная, кто может остановить его. Если, конечно, ты этого действительно пожелаешь.
