Конечно, если какой любознательный негритенок проявлял желание учиться, да еще имел к этому способности, его не выгоняли. Также учили его бесплатно, разрешали ходить в общую русскую школу, при подозрении на талант отправляли в университет в Петербург. Там училось много толковых ребят из Америки и Африки, относительно много, несколько десятков. Все студенты, в том числе и аборигены из Африки, Америки, Азии, после окончания учебы получали распределение, на три-пять лет работы по специальности, в очередной дальний гарнизон. Только после отработки указанного срока обученные специалисты из числа аборигенов становились свободными в своем выборе, где им жить и где работать. Но таких специалистов-аборигенов пока было очень мало, Африку и Америку русы осваивали полтора десятилетия всего, Азию и того меньше.
Главной задачей освоения Америки и Африки наместник и его офицеры считали расселение русских общин и весок по большей территории, как на Урале и в Сибири селились русские крестьяне и казаки. Пусть между соседними весками будет по сто-двести верст, но земля уже станет русской, какие бы аборигены ни жили между русскими селениями. Пройдет пара-другая десятилетий, и разные сиу и делавары станут считать себя жителями Новороссии, а не аборигенами. Так, постепенно и привычно, по опыту Московской Руси, огромные территории Северной и Южной Америки, Центральной и Южной Африки станут частью Новороссии, а не ее колониями. В то же время никаких причин у аборигенов перебираться за лучшей жизнью в метрополию, как это было в двадцатом веке при разрушении колониальной системы, не будет. В большинстве своем аборигены сохранят свои обычаи, свой образ жизни, даже приняв православие.
Примерно как сохранили свой образ жизни практически все малые народы, вошедшие в состав России. Чукчи и киргизы, башкиры и нивхи, тувинцы и кабардинцы. Не все, конечно, кто захотел – выучился и перебрался в другие края. Но основная часть народа осталась заниматься привычным делом у себя в родных местах, вопреки действиям Советской власти и двадцатилетию разрухи после нее. Потому заселение Америки и Африки шло неспешно и основательно, там не было враждебной местной государственности, методы освоения Сибири вполне подходили для них. Тем более что магаданцы не собирались совершать ошибку Советской власти и развивать на окраинах местные кадры, строить там институты и передовые заводы. Пусть в Америке и Африке производят целлюлозу, заготовляют деловую древесину, добывают руду и даже отливают из нее слитки для перевозки на Остров. Этого вполне достаточно для интеграции в новороссийскую промышленность или «взаимовыгодного разделения труда». Лет через сто, когда там появятся грамотные специалисты, можно устроить там «отверточную» сборку сложной техники, если понадобится.
Магаданцы старались не повторять ход мировой цивилизации, развивая дублирующую промышленность в каждом регионе. Обладая подавляющим превосходством в военной мощи и огромным экономическим потенциалом, который, они были в этом твердо уверены, сохранится у Новороссии, Западного Магадана и Руси на столетие как минимум, магаданцы пытались развивать наиболее выгодные производства каждого региона, предвосхищая будущую специализацию государств в мировой экономике. При этом максимально экономично использовать удобное географическое расположение теплых стран, где не надо тратить деньги на отопление цехов и строительство теплых зданий. Потому и развивали в Израиле русские промышленники, с подачи министра Корнеева, такие производства, как пошив одежды из синтетической ткани, тачание обуви из кирзы, производство мебели из ценных африканских пород дерева, консервирование морской рыбы. Европейские евреи обладали всеми необходимыми навыками, а стоимость строительства в теплой пустыне несоизмерима по затратам на подобные цехи в северной Европе.
Пусть еврейские сапожники и портные работают на привозном материале из Центральной Африки, произведенная продукция будет не просто гораздо дешевле европейской, даже при доставке морем из Палестины в Нормандию и побережье Балтики, она останется вполне конкурентоспособной с местными мастерами, не говоря о более близких перевозках. А разорение французских ткачей, итальянских обувщиков, германских краснодеревщиков русам только на руку. Больше квалифицированных рабочих будут стремиться в Новороссию, где нет безработицы, нет нищеты, зато высокие заработки и огромные возможности. Американские поселения привычно поставляли в Новороссию хлопок, недорогую говядину, сахар, кирзу, вискозу, целлюлозу, пушнину, отливки металлов, серебро, получая взамен весь потребительский набор. Чего не было, просто заказывали по радио, получая через три-четыре недели.
Конечно, в Северной Америке развивали русы и конечные производства, но очень избирательно. Кроме производства рельсов, металлопроката, консервов и кораблестроения, пожалуй, серийных изделий американские рабочие не выпускали. Ну, частники были везде, в каждом городке: кто-то должен отремонтировать зонтик или стиральную машину, наладить телефонную связь и устранить неполадку в тепловозе. Но все высокотехнологичные изделия, особенно оружие и боеприпасы, производились исключительно в метрополии, на Острове. Пока было так, хотя часть сборочных производств начинали переводить в более теплые страны, однако после предварительных расчетов и строительства необходимой инфраструктуры. Не надо забывать, что все новороссийское машиностроение работало на электричестве. Следовательно, тепловые электростанции и гидроэлектростанции были первыми признаками технологического роста новых земель.
По пути в дворцовую столовую наместник зашел к Сергею Корнееву, вытащил его на обед, поскольку промышленник мог забыть обо всем, зарывшись в работу. Дойдя до шестидесятилетнего рубежа, «старые магаданцы» все чаще думали о будущем, все больше работали, стараясь закрепить достигнутые результаты своего труда. Дети у всех выросли, возможность исполнения любого каприза уже не прельщала, финансовая самодостаточность сама по себе не радовала давно. Оставалось общее дело, которому все отдали почти три десятилетия своей «второй жизни» в Средневековье. Все чаще старики обсуждали возможные пути развития общества в этом мире, изменившемся до неузнаваемости. Все больше собирали статистику, строили диаграммы развития, разыгрывали будущие конфликты, выступая за ту или иную страну.
В общем, прихватив Корнеева, Петро спустился с другом на второй этаж, в чиновничью столовую, оформленную в виде недорогого уютного кафе самообслуживания. Наместник любил там питаться не из соображений популизма или самобичевания. При необходимости он не стеснялся заказывать себе любые блюда у личного повара. Но обедать частенько приходил в кафе, тамошние повара великолепно готовили. Кроме того, при самообслуживании, когда клиент сам выбирает одно из нескольких блюд, трудно отравить конкретного человека. Так, чем старше становились магаданцы, тем осторожнее они были в жизни, да и служба безопасности почти каждый год пресекала покушения на наместника и его министров. Правда, исключительно из числа церковных фанатиков и «народных мстителей», следов какой-либо страны за террористами не выявили.
Там, в уютном кафе, за отгороженным столиком на двоих старые соратники неспешно пообедали, обсуждая мелкие новости. Перемыли косточки подружкам из Западного Магадана, где Елена Александровна, тамошний наместник, открыла очередной музыкальный фестиваль. Поделились успехами детей и внуков, обучавшихся в закрытом пансионе Королевца для детей и внуков магаданцев, обменялись планами на отпуск. Привычка не разговаривать при посторонних о работе въелась в обоих с молодости. Корнеев успел поработать на закрытых производствах в Перми, где болтливость не приветствовалась, а Головлев с молодости усвоил высказывание незабвенного Мюллера из «Семнадцати мгновений весны»: «что знают двое, то знает и свинья». Иначе бы не прослужил офицер почти до выслуги, добравшись до подполковничьей должности, – болтунов начальство не любит. Подкрепившись, оба друга отправились по рабочим местам. Петр Иванович, поднявшись на третий этаж, по пути в свой кабинет издалека заметил два десятка офицеров, ожидавших его в приемной.
