Дальнейшие пару часов мы работали вместе, слаженно, как машина: я снова и снова писал текст, она рисовала все ту же картинку.
– Я уж думала, вы вообще шевелиться не можете, а вы вон как раздухарились, – сказала Молли, и только тут я понял: а и правда!
Так хотел написать объявления, что даже не вспомнил о том, как трудно мне двигаться. Желание – великая сила. Как ни парадоксально, стоило об этом подумать, я немедленно ощутил тяжесть во всем теле. Кажется, тут все как у канатоходцев: стоит посмотреть вниз и вспомнить, сколько метров от тебя до земли, тут же сорвешься.
– Может, ты за меня допишешь? – спросил я после нескольких попыток взять угольную палочку снова.
– Да здравствуйте! Я ж не умею, забыли?
– Тут ничего трудного. Просто срисуй то, что я уже написал.
Молли послушно попыталась. Вышло ужасно. Она явно не понимала, что такое буквы: если форма хоть немного неверная, читать невозможно.
– Ладно, этого хватит, – трагически вздохнул я, хотя вообще-то у нас оставалась еще целая стопка отличной писчей бумаги. – Иди и расклей по городу те, что мы уже сделали. Путь неблизкий, – намекнул я, увидев, что она мнется, будто хочет что-то сказать. – Чем скорее начнешь, тем скорее мы получим вести.
Молли подхватила пачку заполненных объявлений, кисть, банку клея и умчалась.
– На самых заметных местах! Поверх объявлений Каллахана! – крикнул я ей вслед и закашлялся, хватая ртом воздух.
Но прошел день, два, три – и ни одного визитера, ни одного письма. В ожидании новостей я даже смог встать, пробраться в парадную часть дома и выглянуть в окно. И за пару часов наблюдения с удивлением выяснил, что к нам постоянно приходят какие-то люди, только, похоже, не по тому делу. Они денег не ждали, напротив: совали встречавшей их мамаше монеты и уходили в другую часть дома, не проходя через комнату, где сидел я. Мамаша встречала их нежным рокотом и провожала как родных, и туда, и обратно. Один раз кудрявая рыжая женщина не вовремя посмотрела в окно, увидела меня и испуганно отпрянула, но мамаша тут же подхватила ее под руку, стала очень нежно оправдываться и увела. Обернувшись через плечо, она погрозила в мою сторону кулаком.
– Не торчите у окна, пугаете всех, – велела она позже, подойдя ко мне. – Идите обратно на свой стул.
– Кто же к нам таскается? – огрызнулся я. – Проходной двор! Это насчет танамора?
– Угу, конечно, лепреконы посольство прислали. Идите, идите, не рады вам тут.
Злой, как фурия, я побрел к себе и там сел. Выждал, пока небо, которым я мог любоваться сквозь крохотное окошко под самой крышей, поблекнет, а значит, наступит время ужина. И, держась за стенку, побрел в столовую, она же – гостиная и спальня. Там был милый семейный ужин: Бен что-то уплетал, Молли с матерью за ним ухаживали, и меня даже заметили не сразу.
– Кушайте, доктор, вкусная курочка, – елейно бормотала мамаша. – Так приятно, что наконец у нас хороший едок. В нашей семье все вкусно готовят, вот и Молли тоже. Золотая девочка!
Я закатил бы глаза, если бы мог. Все ее уловки я насквозь видел: хочет захомутать Бена и заставить жениться на своей дочке! Не дождется. Классовые различия еще никто не отменял.
– Доброго всем вечера, – прохрипел я.
Все воззрились на меня так, словно призрака увидели. Я решил воспользоваться произведенным эффектом и уставился на Бена.
– Рассказывай, чем ты целыми днями занят, – сурово велел я. – Иначе прокляну тебя из-за гробовой доски, – благодаря тебе я единственный человек, который может это сделать, будучи еще жив и в своем уме. Ты что, за моей спиной что-то выяснил насчет хранителей танамора, а мне не сказал?
Несколько мгновений Бен смотрел на меня, словно его поймали с поличным, затем нехотя выдавил:
– Я… Я принимаю пациентов.
– Каких? Мертвых?
– Нет, нет, обычных. – Он торопливо встал, вытер рот и бросил салфетку на стол. – Джон, а давай-ка в другом месте поговорим?
Не дожидаясь ответа, он подхватил меня под руку и утащил обратно в опостылевшую комнату со стулом.
– Молли вечно зовет меня доктором, хотя я, как ты понимаешь, не совсем он. – Бен усадил меня на стул. Так вот почему в последнее время он так подозрительно себя вел! – Но ее мать однажды попросила меня осмотреть какого-то соседа. Я не сразу согласился! Она настаивала. У него была бородавка. Я ему помог, а он рассказал еще кому-то, и теперь у меня нет отбою от пациентов.
– Но ты не врач! Ты прослушал несколько лекций по медицине, а потом только тела препарировал и оживлял!
– Тело – оно и есть тело.
– А разве не нужен диплом, чтобы лечить живых?
– В Лондоне – да. Диплом, лицензия, опыт. Пришлось бы потратить на обучение столько лет, но с моим умом я способен доучиться на практике. У них тут врача вообще нет, так что хуже я им точно не сделаю.
– Уверен?
– Слушай, Джон. Быть врачом приятно, все говорят тебе спасибо за твою работу! А про восставших уже даже в газетах не пишут: их тут давно не видели, они все на фабрике Каллахана. Интереснейшее место! Ты, кстати, не хотел бы туда наведаться?
– И что мне там делать? – звенящим голосом спросил я.
– Каллахан поставил их работать у станков! – с сияющим видом сообщил Бен. – Конечно, они способны только на самый примитивный труд, но какая потрясающая задумка! Ты разбираешься в их состоянии как никто, уверен, ты смог бы увеличить эффективность их труда!
Ох… Все эти дни я думал только о поисках деревни и ни разу не спросил себя, как там дела у остальных восставших. Мне они были неприятны, напоминали самого себя в худших проявлениях, но теперь мне стало жаль их. Бен заметил выражение моего лица и поспешно прибавил:
– Если тебя беспокоит сохранность тел, не волнуйся, они удивительно выносливы. Я читал в газете интервью Каллахана: он дает им отдохнуть ночью, а если все упокоятся обратно, немедленно вернет тела родственникам. Джонни, это же промышленный прорыв, как ты не понимаешь! Вот бы мне хоть поговорить с этим Каллаханом! В газете не написали, что именно производит его фабрика, но он сказал, что, когда добьется результата, мир ахнет!
На лице у него отразилось такое блаженство, что мне стало тревожно.
– Какая работа? Они ведь могут только бродить, – медленно проговорил я.
– А вот это самое интересное! – воскликнул Бен. – Каллахан понял, что бродят они по одной причине: если начали выполнять какое-то действие, не могут остановиться. Они как бы… застревают в одном движении. И он решил: почему бы вместо ходьбы не дать им возможность крутить ручку станка? Ну почему я не додумался до этого первый!
– Звучит ужасно.
– Не ставь палки в колеса прогресса человечества!
– Бывает такой прогресс, которого человечеству и даром не надо.
