Дальше я ничего не слышал, потому что наконец-то в полной мере оценил размах предательства.
– Каллахан знал мое имя, потому что ты рассказал ему обо мне. Получается, ты знал, что я здесь. Но откуда? – Я хохотнул. – Записка. Это был ты.
А я-то все думал, что с ней не так! Буквы слишком аккуратные, вот что. Когда мы с Молли составляли объявление, я просил ее переписать мой текст, и получилось ужасно: если человек не умеет писать, он не способен как следует изобразить буквы. А в записке строчки ползли вниз, ошибок была куча, но буквы – как из прописи. Словно автор только изображал неграмотного, чтобы замести следы.
– Я… я даже не думал, что ты на такое способен.
– Только потому, что ты всегда считаешь самым умным себя, – огрызнулся Бен.
Нужно было догадаться, правда ведь очевидна: записку мог подбросить только кто-то из дома. Ее сунули прямо мне под дверь, но никто с фабрики не мог знать, в какой комнате я сижу. И еще бумага – та же самая, на которой мы с Молли писали объявления.
От гнева у меня в глазах потемнело. Я бросился на Бена, тот дернулся, но я даже коснуться его не успел: меня схватили за локти и оттянули назад. Я резко обернулся. Меня держали двое в серых костюмах-тройках – видимо, Каллахан после своего краткого визита прислал их проверить, все ли хорошо у Бена.
Я с ненавистью глянул на них. Они с такой же ненавистью глядели на меня.
– Зачем ты ее написал? – прошипел я, люто уставившись на Бена. – Зачем?!
– Я сделал это для тебя, Джонни! Я понял интересную закономерность твоего состояния: ты мертвеешь, когда унываешь, но как только ты чего-то искренне хочешь, у тебя все получается. Чем сильнее ты стремишься жить, тем больше в тебе жизни. Сразу было ясно: нет никаких праведников, но я решил дать тебе надежду, я был убежден, что это поставит тебя на ноги!
– Какой заботливый брат выискался!
– Представь себе, да! Я ведь тут работаю и знаю, что смогу за тобой присмотреть, а еще выяснить все твои возможности! О, я был уверен, что ты разовьешь бурную деятельность! И что, я был не прав? Ты встал с того дурацкого стула, пробрался сюда, наладил работу фабрики!
– Вот спасибо большое! Ну ты и… Никто здесь не знает, где искать деревню, верно? Того, кого я искал на этой фабрике, просто не существует! Ты все выдумал, чтобы заманить меня сюда, а вовсе не для того, чтобы присмотреть! Я для тебя, как всегда, не брат, а предмет эксперимента! И как эксперимент, успешный?
– Вполне, – осторожно ответил Бен, чуя подвох. – Я даже не представлял, что ты способен управлять другими восставшими, но это потрясающая новость. Они – как вагоны, а ты – локомотив, задающий им направление.
– Я тебя прибью! – заорал я и снова рванулся к нему, но меня, увы, по-прежнему держали двое здоровых живых мужчин. – Сволочь, козел паршивый, я тебя сейчас…
Бен слушал меня с сочувствием. Ну еще бы. Истерика такого жалкого существа выглядит, скорее всего, печально, а не угрожающе.
– Джон, моя мечта – познавать тайны природы, а ты, безусловно, одна из них, – сказал он с искренним желанием меня в чем-то убедить.
Я задыхался. Ладно, последний козырь. Уж это его точно остановит.
– Каллахан – убийца, Бен.
– Хватит бросаться громкими словами. Мы просто исследуем возможности новых…
– Нет, в самом буквальном смысле. Он убил по меньшей мере четырех девушек. Заколол их еще до знакомства с тобой.
– Это просто смешно.
– Уверен?
– Уверен я, – сказал Каллахан у меня за спиной.
Я обернулся. Он стоял, расслабленно прислонившись плечом к притолоке.
– А вы что не на банкете?
– Решил проверить, все ли в порядке. Бенджамин странно себя вел. Джон, для начала давайте-ка мы все остынем.
– Я остыл еще до знакомства с вами, ублюдок! – заорал я. – Не заметно?
– Заметно. Но ваш брат прав, вы уникальны. И мы втроем, объединившись, – ученый, промышленник и управляющий, – изменим мир. Станем лицом промышленной революции.
Я оскалился – уверен, на моей серой физиономии это смотрелось довольно жутко.
– Надеюсь, лицо вашей революции так же прекрасно, как мое. Бен, послушай меня. Он убил четырех девушек, и…
– Я делец, – перебил Каллахан. – Меня интересуют прогресс и коммерческий успех. Убийства девушек сюда не вписываются – если, конечно, они не владели конкурирующими фабриками. Шучу. Зачем мне кого-то убивать?
– Затем, что вы убийца, – с ненавистью процедил я.
Ни капли хладнокровия Каллахан не утратил.
– Чем мне доказать, что это не так?
– Покажите ваш темно-зеленый сюртук, а я проверю, нет ли там недостающих лоскутов ткани.
– Я не храню здесь одежду. Переодеваться езжу домой, это недалеко.
– У вас есть такой сюртук?
– У каждого есть темно-зеленый сюртук. Но я не понимаю, какое отношение это имеет к…
– Убитая девушка успела оторвать кусок. И можете меня не обыскивать, эта улика хранится в надежном месте.
– Мой сюртук в полном порядке. – Каллахан равнодушно пожал плечами. – Если хотите, приглашу вас в свой особняк, чтобы вы могли осмотреть мой гардероб. Он ни в чем меня не уличит, ваши обвинения беспочвенны.
– И в Галлоуэе вы никого не убивали?
– Нет.
Было похоже, что он говорит правду, и я сразу на себя рассердился: даже болван Бен обвел меня вокруг пальца, а уж Каллахан, конечно, лжец рангом повыше.
– Я вам не верю.
– Ваше право.
Вот теперь я понял, отчего Киран так хочет быть сыщиком. Предоставить бы ему сейчас убедительные доказательства и улики! Но у меня ничего не было. А вдруг Каллахан говорит правду? Но вдруг врет? Да кому вообще можно верить?! Пожалуй, только Кирану, – вот уж кто правдив, как башмак. Мне остро захотелось его увидеть и выложить ему все свои открытия. Я дернул рукой, и Каллахан сделал охранникам знак отпустить меня.
– Ладно, дайте мне подумать и успокоиться. Никуда я от вас не денусь. – Я поправил воротник и кинул на Бена убийственный взгляд. – До встречи, господа. Буду на своем обычном месте, которое хорошо вам известно.
Я шагнул к двери. Никто меня не остановил.
– Кстати, вы и сами не без греха. Заглянули сюда, нарушив единственное условие нашего сотрудничества, – невозмутимо сказал Каллахан. – Но вы произвели на инвесторов большое впечатление, да и фабрика благодаря вам работает отлично, так что давайте забудем обо всех опрометчиво сказанных грубостях и вернемся к работе.
– Обязательно, – пообещал я и ушел, не оглядываясь.
И все же я был начеку. От этих двоих чего угодно можно ждать, и я впервые почувствовал облегчение при мысли, что меня нельзя убить. Не ускоряя шага, спустился по лестнице и зашел в машинный зал. Привыкшим к свету глазам теперь казалось, что тут кромешная тьма без малейших оттенков.
