– Больше ничего не скажешь? – пробормотал я. – Ладно уж. Не подведу тебя.
Солнце было ярким, день разгорался. Я покосился на Молли, которая держалась поближе ко мне, словно боялась, что я снова решу умереть.
– Мы не поймали того человека, я даже разглядеть его не успел, – сказал я. – И до сих пор представления не имею, что связывает жертв и как ему удается заманить на встречу женщин из разных сословий.
– Ничего, – неожиданно жестко ответила Молли. – Он выйдет на охоту семнадцатого мая, так? Мы успеем подготовиться. Если он действительно убил моего брата, то этот подонок пожалеет, что на свет родился. Со мной лучше не связываться.
Я восхищенно вздохнул. Красиво сказала! Я не знал, когда мы найдем убийцу и что со мной станет, когда это случится, но придется стойко выносить неизвестность. Каждому дню довольно своей заботы.
И тут я понял, что кого-то не хватает.
– А где Каллахан?
– Ой. – Молли начала озираться. – Уехал, наверное. Я и не заметила! Не до того было.
Интересно, чем он займется теперь?
– Не пропадет, – усмехнулся я.
– Если вы думаете, что я о нем беспокоюсь, подумайте-ка еще раз, – гневно ответила Молли. – Он на моем любимом берегу деревья вырубил, и если возмездие его настигло, значит, есть на свете справедливость!
Глава 16
Редкие птицы
Фаррелл надолго куда-то пропал, а вернулся с целой толпой крестьян.
– Из Балтингсброка. Попросил помощи, они и пришли, – смущенно объяснил он. – Я вообще-то не думал, что они согласятся, мало с ними общался, держался особняком, а они… Вот.
– Значит, твой родной дом теперь там, а не здесь, – наставительно сказала Молли. – Дом там, где те, кто придет на помощь.
– И то правда, – согласился Фаррелл.
Крестьяне явились с лопатами, тяпками, еще какими-то земельными инструментами, и весь день мы вместе хоронили восставших. Молли и Фаррелл оказались отличными работниками, а от меня толку было маловато, поэтому в основном я ходил и прощался с усопшими. Положить их в землю смогут и остальные, но только я был знаком с большинством из них, пусть так кратко и печально. Когда все было закончено, деревенские устало побрели домой, а я невольно покосился на маргаритку вдалеке – я заметил, что Фаррелл весь день в ту сторону старался не смотреть и не ходить.
– Славно, что эти люди будут лежать там же, где моя семья, – сказал Фаррелл, подойдя ко мне. Он взмок, как мышь, даже волосы висели влажными прядями. – Присмотрю за ними.
– Да. – Я вытащил из кармана несколько сотен фунтов и вложил ему в руки. – Держи. Да не тебе это, не возмущайся. Это для них. Поставь тут памятник с красивой надписью, цветы посади. Наверное, это единственный случай, когда столько людей упокоились не в той географической точке, где изначально почили. Я напишу об этом в газету, и все будут знать, где можно проститься с родичами, если они были среди восставших. Ты хранитель этого места, лучший, какого можно пожелать. Похоже, праведников здесь нет, так что придется нам самим ими стать, да?
Фаррелл опустил голову, комкая в руке купюры. Я хлопнул его по плечу.
– Эй, хватит грустить. От лица всех мертвых прощаю тебя за то, что ты тогда спрятался. И прощаю твоего отца за то, что напал на Гарольда. Похоже, даже Гарольда пора бы простить. Злиться на мертвых – так себе занятие, а? – Я глубоко вздохнул и помолчал. Фаррелл, кажется, собирался заплакать, и я дал ему время мужественно побороть слезы. – Укрась тут все как следует. У тебя потрясающий цветочный талант, твои клумбы даже в Лондоне бы оценили.
– Нужен мне этот Лондон, – проворчал он, но я видел, что похвала доставила ему искреннее удовольствие.
– И оставь себе экипаж, раз он тебе так нравится. Я все равно не умею им управлять и вряд ли научусь. Чувствую, что не имею к этому таланта.
– А вас кто возить будет?
– Наймем кого-нибудь в Дублине.
– Нет уж! – Фаррелл был так возмущен, что даже слезы высохли. – Давай-ка я помогу тебе словить того человека? Тут до города всего два часа. Буду работать на тебя, когда нужен, а в остальное время займусь своими делами здесь: цветами, памятником. Я столько в жизни времени потерял зря, ты представить себе не можешь. Уж как-нибудь справлюсь с двумя делами сразу.
– С благодарностью приму твою помощь. Отвезешь нас? – Фаррелл с готовностью закивал, и я потянул уставшую Молли в сторону экипажа. – Боюсь, Молли, твоя мать там рвет и мечет. Она-то не знает, куда ты делась.
Если честно, я надеялся, что Бен вернулся туда же, – может, остыл немного и вспомнил о пациентах и надвигающейся свадьбе? Я зайду в столовую, а он сидит там вместе с мамашей, и та потчует его, восхищается и слушает разинув рот.
Но когда мы зашли в дом и мамаша бросилась нам навстречу, я понял, что надеялся зря. Бена не было. На меня мамаша глянула волком, а дочку обнимала, целовала и гладила, будто уже и не чаяла увидеть снова.
– Слыхала, детка? – в перерыве между поцелуями и причитаниями спросила мамаша. – Мертвецы-то упокоились наконец, соседка свекровь похоронить смогла. – Она выразительно глянула на меня. – А вы что-то все еще здесь.
– Не мог упустить шанс снова изведать вашего гостеприимства.
Мамаша вложила в ответный взгляд все свои чувства по этому поводу и потащила Молли в дом. Фарреллу, которого я пригласил отдохнуть от долгой дороги, было, видимо, предоставлено самому решать, заходить или нет. Ну что за манеры! Я вздохнул и повел его за собой.
– Добро пожаловать в усадьбу «Куриный уголок», – сказал я.
Молли мрачно глянула на меня через плечо, потом фыркнула.
– У нас и утки раньше были. «Утиный» лучше звучит. Давайте так назовем, а уток мы ради такого дела снова разведем?
– Не возражаю, – щедро ответил я.
Мамаша, к счастью, ни о чем расспрашивать не стала. Фаррелл и Молли после дня работы клевали носом, так что она их деловито покормила, отправила Фаррелла спать на сеновал, а сама вместе с Молли легла на матрас в столовой. Я учтиво откланялся, напоследок попросив у Молли оставшиеся листы бумаги и уголь, которые она покупала для объявлений. Уголь – это, конечно, не чернила, но не стоит ждать чернильницу в доме, где никто не умеет писать.
Интересно, когда в редакциях газет приступают к печати нового выпуска? Скорее всего задолго до рассвета, так что нужно торопиться. Я вышел на улицу, под лунный свет, уселся на землю около крыльца, положил бумагу на ступеньку и приступил к сочинительству.