– Признайте правду: свадьбы не будет, потому что никто из участников ее не хотел. Кстати, ваш любимец Бен планировал возрождать новых мертвецов, чтобы они могли работать на фабриках. Если вы считаете, что зять с таким занятием вам подходит, то…
– Заткнитесь! – рявкнула мамаша.
Взгляд Молли говорил: это и правда лучшее, что я могу сделать. Я покорно умолк.
– Я что, так и умру, не увидев твоего семейного счастья? Разве я мало пережила? – взмолилась мамаша, прислонившись к притолоке. – Мужа потеряла, потом сына, а ты…
– Мама, ну не умрешь ты, – сконфуженно пробормотала Молли. – Я… Ну… должна тебе кое-что рассказать. О том, что со мной в Лондоне было, и как мистер мне помог.
Они пошли в дом. Я за ними не последовал: во-первых, из чувства приличия, во-вторых, потому что заметил приближающийся со стороны города экипаж со знакомой золотистой эмблемой – шестеренкой, увитой вьюнком. А я-то думал, что Каллахан сказал мне все, что мог. Едва экипаж остановился около нашего дома, я шагнул ему навстречу, но оттуда вышел вовсе не Каллахан.
– Бен, – выдохнул я. – Ты тут.
Я так на него злился, но в том, что произошло, была и моя вина. Если бы я сразу с ним поговорил, если бы интересовался его делами, а не ушел с головой в свои, он бы все мне рассказал. Я вспомнил, как он искренне переживал за меня, когда мы ехали в Ирландию. Люди – сложные существа. Бен наворотил дел, поддался искушению, но что-то хорошее было и в нем, да много чего. Я сам сказал Фарреллу: «Пока ты жив, все можно исправить». Хоть Бен и был мне так себе братом, я, если честно, оказался не лучше.
– Ты, я смотрю, тоже тут, – недовольно буркнул Бен. – Меня-то здесь ждут больше, чем тебя, у меня свадьба через три дня.
– О, уже нет. Молли ее отменила.
Бен длинно выдохнул с таким забавным облегчением, что я порадовался отсутствию Молли. Кому приятно, когда новость об отмене свадьбы с ним вызывает такую радость?
– Я читал газеты. Людям не понравились ваши лампы, – со всем сочувствием, на какое был способен, произнес я.
Казалось бы, глупо переживать из-за ламп, когда в нескольких метрах от них люди заперты в кошмарах собственной гибели, но я знал, что волнует моего брата. Бен болезненно скривился.
– Люди – идиоты, – с чувством сказал он. – Я им еще покажу.
– Очень надеюсь, что нет. Послушай… Тело того пьянчужки, которого у тебя не получилось оживить… Где оно?
– Почему тебя вечно заботит не то, что надо?! – возмутился Бен и тут же сдулся. – Родственников у него не было, так что я отвез его на кладбище и заплатил работнику за похороны.
Я тяжело вздохнул. Могло быть и хуже.
– Тебе нужно полное перевоспитание, Бен, включающее курс хороших манер и человеческой морали. Кстати, что ты велел написать на могиле, если не знал его имени и года рождения?
– «Покойся с миром» и девиз нашей школы, – несколько смущенно ответил Бен. – «Aliis inserviendo consumor» – «Служа другим, расточаю себя». Все-таки он хоть немного послужил науке. Хватит меня отвлекать, я приехал за вещами.
– У тебя нет вещей, – тут же ответил я. – В саквояже, который нам удалось спасти, были только детали твоей машины, а их ты уже приспособил на фабрике. Если ты приехал, чтобы узнать, как мы тут, то это мило и приятно, спасибо. Меня вчера все-таки ножом пырнули. Не уходи, а?
Я не сторож брату моему, но побуду и сторожем, иначе мало ли что он натворит.
– Уйду, – отрезал он. – Я тебя не прощаю, ясно? Ты выбросил самый перспективный предмет на свете!
– О, так ты меня не прощаешь?! Это я тебя не прощаю! Ты проводил бесчеловечные опыты, хотя все просили тебя этого не делать! – Я задохнулся от возмущения. – Ты, кстати, про своих пациентов не забыл? Хотя, вообще-то, тебя к живым подпускать нельзя. Пока я читал вслух свою блистательную статью, приходил человек с нарывом на десне. Молли отказалась его принять, ибо понятия не имеет, что с этим делать. Он живет вон там, ближе к городу, в доме с соломенной крышей.
Бен долго молчал.
– Я заскочу к нему по пути, – сказал он наконец. – Прихвачу лекарство. Но все равно не останусь – ты опять начнешь ставить мне палки в колеса, а я хочу познавать тайны природы. Ничто не сравнится с чувством, возникающим, когда выводишь истину из природных закономерностей. Они уже существуют, а ты как будто…
– Отдергиваешь завесу.
– Да! – восхитился Бен и тут же уныло замолк. – Ладно, мне надо со всеми попрощаться. Из-за свадьбы мне немного неловко, но я рад, что с этим покончено.
Он зашел в дом. Там раздались тихие голоса, потом – всхлипывания мамаши. Затем Бен снова вышел на крыльцо, прижимая к себе бренчащую сумку с какими-то склянками, которые, видимо, прихватил из своего врачебного кабинета.
– Если бы я сейчас заглянул в твою сумку, то наверняка нашел бы что-то, что не одобрил, – проронил я, и это был не вопрос.
– Ты мне надоел! – вспыхнул Бен, и по пятнам на его щеках я понял: так и есть. – Ты всего лишь мой младший брат, я главный, и у меня своя жизнь! Я тебя оживил, больше ничего не могу для тебя сделать!
Я пожал плечами и опустился на свое любимое место на ступеньке.
– Как знаешь, – устало сказал я. – Но ты всегда найдешь меня здесь, в Лондон я не уезжаю. У меня есть дело.
– Какое? – не выдержал Бен.
Я усмехнулся.
– Останься на обед – расскажу.
Целое прекрасное мгновение я думал, что Бен согласится. Потом в его лице снова что-то захлопнулось. Он повесил сумку себе на плечо и зашагал к экипажу.
– Если что, я буду тут! – повторил я ему вслед, надеясь, что он поймет, это значит: «Я по тебе скучаю и хочу, чтобы мы помирились».
Бен сел в экипаж и посмотрел на меня в окно.
– Надеюсь, ты прочтешь обо мне в газетах, – сказал он и сделал вознице знак трогаться.
Экипаж двинулся в сторону города.
– В газетах пишут кучу ерунды! – крикнул я ему вслед. – Там даже напечатали мою статью! Сегодняшняя передовица!
Бен высунулся из окна, но достаточно остроумного ответа так и не придумал. Мы смотрели друг на друга, пока экипаж не скрылся за поворотом.
За ужином, – я теперь тоже сидел за столом, хоть и не мог ничего есть, – мамаша меня удивила.
– Извините, что обижала вас, – нехотя сказала она и угрюмо посмотрела на меня. Это ей Молли велела, понял я. – Я благодарна вам. Вы спасли мою дочь. И… И она рассказала мне про Кирана. – Мамаша сжала зубы, и в глазах у нее мелькнула настоящая боль. – Мне трудно поверить, будто вы его видали, но Молли верит. Так что, ну, оставайтесь тут, сколько хотите. Мой дом – ваш дом. – Она помолчала. – У Кирана все в порядке?
Я кивнул. Кто знает, вдруг она стала такой невыносимой от тоски по всем, кого потеряла?
