– Мне очень жаль, Фатия.
– В конце концов они меня отпустили, потому что ничего не нашли. А потом в больницу пришла куча девушек. Они все хотели, чтобы их вылечили. Я видела, как их загнали в кабинет. Словно скот. Теперь у них было много объектов исследования. – Фатия присвистнула, и к ней по одному стали подходить коты. Серые, рыжие, драные – все они сгрудились вокруг нее. – Думаешь, после такого у меня есть хоть малейшее желание возвращаться домой или в школу? Нет. Здесь мне намного лучше. Благодаря шерсти мне теперь не нужны ни хиджаб, ни макияж. Здесь нет ни брата, ни отца, ни учителей. Подальше от людей. Поближе к родственным душам.
Фатия разложила содержимое консервной банки по мискам, и коты принялись за еду, жадно лакая ее языками.
– Я устала все время быть на привязи, поэтому живу здесь. – Она выгнулась и подошла ко мне. Ее глаза блестели, как две луны. Это были кошачьи глаза. – Луиза, я тебя уверяю, никто не проявит к нам жалость. Даже твой отец и брат могут отвернуться от тебя. Со мной это так и случилось. Мы им противны, Луиза. Они нас боятся.
Я покачала головой:
– Неправда. Мой папа…
Фатия не дала мне договорить. Она положила обе руки мне на плечи и посмотрела прямо в глаза:
– Лучшее, что ты можешь сделать, – сбежать. Сбежать так далеко, насколько сможешь. Потому что скоро на нас начнется охота. Мы станем желанной добычей.
На стадионе раздались крики парней. Победные крики, которые напоминали гневные вопли. Этот хор словно пытался сделать слова Фатии еще более убедительными.
Для меня это было уже слишком.
Я промямлила:
– Мне надо… надо идти в детский сад за Сати. Я ужасно опаздываю.
Фатия ухмыльнулась:
– Правильно, Луиза. Беги. Беги и не оглядывайся.
Я так и сделала, я побежала прочь. Не оглядываясь.
* * *
Наутро я стала готовиться к встрече с Томом.
Я не знала, что надеть. Какая одежда выгодно смотрелась бы с моей шерстью?
Я перемерила кучу платьев, юбок и кофт.
Мне ничего не шло. Я казалась себе посмешищем. Да и к тому же, должна признаться, мне было неуютно в одежде. К тому времени шерсть покрыла все мое тело. Живот, ноги, грудь, лицо. Все. Вся моя кожа была покрыта волосами. Я даже не заметила, как это произошло. Когда шерсть росла, мне совсем не было больно, мои страхи не оправдались. Чего нельзя сказать о месячных, от которых у меня через каждые тридцать дней были рези в животе.
В конце концов я сдалась и оделась как всегда. Во все черное и сверху накидка. Том обожал черный цвет, мой наряд не мог ему не понравиться.
Я посмотрелась в зеркало в ванной. Папа его заменил. Он по очереди снял со стены кусочки старого зеркала. Я разбила его, когда вернулась из реабилитационного центра. Я тогда запретила папе вешать новое. Он согласился с этой идиотской мыслью. Но все это было давно. До Мутации. Он обрадовался, когда я сказала: «Знаешь, пап, было бы неплохо заменить это зеркало, оно совершенно бесполезное, в нем ничего не видно». И в тот день, прежде чем уйти на встречу с Томом, я любовалась своим отражением. Мои зеленые глаза, словно изумруды, блестели на покрытом светлой шерстью лице. Я казалась себе… красивой.
Шерсть скрывала мои шрамы. Мутация позволила мне вновь обрести утраченную энергию и забытые ощущения. То, что случилось со мной в тот вечер, когда произошла авария, казалось мне слишком тяжелым грузом. Поэтому да, в тот день я чувствовала, что выгляжу потрясающе, хотя и боялась реакции Тома.
Из дома я вышла, что-то напевая себе под нос, несмотря на серо-желтое небо, несмотря на карточку, прикрепленную к накидке. На улице прохожие посылали в мою сторону убийственные взгляды. Я поняла, что не надела на голову капюшон. Мне было смешно от возмущения, написанного на лицах людей. Я подумала: «Если я вам не нравлюсь, просто не смотрите!»
Я пришла в парк немного раньше назначенного времени. Я ужасно волновалась. Я села на качели; мы раньше часто приходили сюда с Сарой и Морган. Я вспомнила, как мы смеялись вместе, как использовали нашу красоту и молодость в качестве оружия.
По аллеям прогуливались мамочки с детьми. К детской площадке направился мальчик, который был чуть старше Сати. Он с любопытством показал в мою сторону пальцем. Он был очарован.
– Мама, смотри. Смотри, какая большая игрушка!
Его мать сказала мне, нахмурившись:
– Это площадка для детей.
– Я знаю, – ответила я.
– Вам здесь делать нечего.
– Почему?
– Почему?! Да потому что вам тут не зоопарк!
Я оскалилась, показав ей клыки. В воздухе запахло страхом. Женщина попятилась, с такой силой потянув сына за руку, что тот заплакал.
– Игрушка, хочу игрушку!
– Это позор! Позор! – бросила мне женщина напоследок. – Вы могли хотя бы спрятать лицо!
Я прекрасно понимала, что она имеет в виду. Я уже видела несколько девушек в облачении, закрывавшем все тело. Белое одеяние, этакая смесь католической ризы и паранджи. У тех девушек через маленькую щелку видны были только глаза. Мысль о такой одежде возникла у Оскара Савини и у приспешников Лиги Света. Они хотели заставить Кошек носить одеяние, которое скроет их тело, но при этом позволит их распознавать. Просто блестящий план, в котором Савини учел интересы и религиозных фанатиков, и ультраправых политиков. Это облачение было белого цвета, как и одежда сторонников Лиги. Это был символ. Словно белая одежда могла направить девушек «на путь истинный». Мне это казалось смешным и унизительным, но некоторые Кошки более или менее добровольно начали носить это одеяние. Я смотрела передачу, в которой девушка рассказывала об этой одежде. «По крайней мере, – говорила она, – так мы сохраняем мир. Если все твое тело закрыто, на тебя не смотрят искоса, не оскорбляют. Я чувствую себя свободнее».
Я размышляла обо всем этом, когда почувствовала запах Тома. Табак, машинное масло и его собственный неповторимый запах. Он вошел в ворота парка. У меня скрутило живот.
Том искал меня взглядом. Я поняла, что он, возможно, меня не узнает. Я не решалась помахать ему. Но я хотела, чтобы он меня заметил. Потому что я изменилась снаружи, но не внутри. Внутри я была все той же Луизой.
Он пошел по аллее, которая вела к детской площадке.
Я вцепилась в цепочку качелей.
Неужели он…
Том остановился у деревянного домика.
…Меня узнает?
Он поднял глаза на меня.
Он смотрел на меня так, как смотрят на совершенно незнакомого человека на улице. Словно он всего лишь элемент пейзажа.
Я почувствовала, как к горлу подступают слезы.
И тут я вдруг увидела, что у него что-то сверкнуло в глазах. И его рот округлился.
