– Да.
– Хауэлл – мой лучший воин.
– Что-то я не заметил.
– Не знаю, не знаю. Ты сам весь какой-то пожеванный.
Из многочисленных ран на теле Бершада струилась кровь.
– Бывало и хуже.
– Да уж, я наслышан.
Они кружили по песку, выбирали удобную позицию.
– Мне нужна твоя латная рукавица, – сказал Бершад.
– А, понятно, – ответил Симеон. – Ты пошел в лабораторию, отнял у Хауэлла его оружие и усадил в лодку Фельгора, дав ему в спутники трупы моих людей. Значит, тебе все еще не хватает королевы, так?
– Вроде того.
– Что ж, попробуй отними, – ухмыльнулся Симеон. – Кстати, меня многие воины пытались сбороть, но никакая броня им не помогла, с тем же успехом могли пойти на меня нагишом. Вот ты первый и сделаешь это в буквальном смысле.
Бершад бросился на него.
Двигался он не очень быстро – мешала раненая нога – и не делал никаких обманных движений, которых обычно ожидают от легендарного драконьера.
Однако он так молниеносно нанес первый удар копьем, что Кочан даже не заметил, как это случилось. Судя по всему, Симеон тоже не заметил, потому что невольно застонал от боли, когда наконечник копья с силой процарапал нагрудный щиток доспеха. Драконья чешуя осыпалась на песок.
Симеон ответил мощным ударом кулака, но Бершад прикрылся щитом. Что-то хрустнуло. Бершада отбросило на несколько шагов. Он кувыркнулся по песку и вскочил, согнув ноги в коленях. Левая нога прочертила в песке кровавую полосу.
Кочан вскинул арбалет и прицелился Бершаду в висок.
Наконец-то ему представился случай спасти жизнь Симеону.
На этот раз он не медлил. Выстрелил.
Висок Бершада скрылся за щитом. Болт стукнул по костяному щиту, не причинив ни малейшего вреда. Бершад обернулся к Кочану. Зеленые глаза злобно сверкнули.
Кочан выругался и выстрелил еще раз.
Бершад снова подставил щит.
Кочан опять выстрелил. Бершад отбил болт щитом, потом всадил копье в песок, выхватил из-за щита нож и бросил его в Кочана.
Клинок вонзился в шею. Кочан отшатнулся и с размаху ударился о скалу. В глазах замелькали искры, и он шлепнулся на песок, ожидая, что вот-вот истечет кровью. Оказалось, что нож застрял в ключице и не повредил ни одной крупной вены.
Симеон взревел и бросился на Бершада. Драконьер выхватил копье и, отразив нападение, начал осыпать противника градом ударов. Оба двигались быстро, по-змеиному, взрывая песок. Симеон молотил кулаками по костяному щиту. Копье Бершада то и дело процарапывало белый доспех Симеона, срывая с него драконью чешую.
Наконец они отпрянули и крадучись двинулись кругом, приглядываясь друг к другу и тяжело дыша. На Бершада было жутко смотреть: весь черный, в смоле, из спины драконьими шипами торчат стрелы – настоящий демон, с ним даже чудовища алхимика не сравнятся.
– Ты устал, драконьер.
– И ты тоже.
Действительно, оба выбились из сил. Трудно было понять, кто изувечен больше. Бершад обливался кровью, но и Симеону пришлось худо – кровь выступила из-под чешуек доспеха на правой руке.
Симеон подобрал с песка меч Лексина, поудобнее перехватил рукоять.
Обычно в бою Симеон обходился одними кулаками, оружия ему не требовалось. Плохой знак, подумал Кочан.
Симеон занес меч:
– Когда все закончится – когда я оторву тебе голову, – твоя черепушка станет мне ночным горшком.
Бершад крутанул копье в руке:
– Что ж, попробуй.
Они медленно пошли навстречу друг другу.
Кочан огляделся. Его арбалет отлетел шагов на пять и зарылся в песок. Если Кочан не ошибся в счете, то в арбалете оставался один-единственный болт. Можно пробить Бершаду голову, надо только дождаться нужного момента.
Внезапно противники метнулись друг к другу, будто псы, спущенные с поводка.
За ними было трудно уследить. Симеон наносил удары мечом, но клинок либо ударял о щит, либо рассекал воздух, не доставая Бершада. А вот копье драконьера всякий раз находило лазейку и било в доспех, с пронзительным скрежетом отколупывая драконьи чешуйки.
Несколько минут Кочан с замирающим сердцем смотрел на бой. После серии атакующих выпадов копьем, Бершад припал на левую ногу и опустился на колено. Симеон занес клинок для убийственного удара, но Бершад извернулся, и меч вонзился в песок. Бершад взмахнул копьем, задев Симеона по скуле. От удара пластина щитка сорвалась и отлетела в сторону.
Симеон отшатнулся. Лицо за разбитым щитком выглядело ужасно: распухшая скула, разбитые губы. Симеон харкнул кровью на песок.
– Ну ты и крепок, драконьер.
– Ага, а тебе без доспеха хана.
– А тебе завидно, что у меня доспех есть.
Симеон что было сил рубанул мечом, но Бершад вовремя подставил щит. Меч переломился напополам, кончик отлетел в воду. Симеон ухватился за край щита и двинул его в лицо Бершаду.
Бершад выпустил из рук щит и отскочил подальше. Щит упал на песок.
Кочан как раз этого и дожидался.
Не обращая внимания на нож в ключице, Кочан подполз к арбалету, схватил его и навел на Бершада Безупречного.
– Кочан, брось эту хрень! – крикнул Симеон.
– Я не промажу.
– Знаю. Но мы с драконьером сами разберемся.
Кочан не шелохнулся.
– Командир?
– Брось арбалет, – велел Симеон.
Кочан нехотя исполнил приказ.
– Кочану не понять, – сказал Симеон, не сводя глаз с Бершада. – Кровь у него не та для такой работенки. Зато у тебя кровь в самый раз, верно, драконьер?
– Да, – подтвердил Бершад.
Симеон кивнул:
– Если повезет тебе, дай слово, что сохранишь безухому жизнь, раз уж он не такой, как мы с тобой.
– Заметано, – сказал Бершад. – А если повезет тебе, отправь меня в последнее плавание, как положено. Никаких ночных горшков из черепушки.
– Договорились, – ухмыльнулся Симеон.
Они встали друг против друга. Бершад поудобнее перехватил копье. Симеон расправил грудь, отчего затрещали пластины наплечников, и покрепче сжал обломок меча.
Оба пригнулись, готовясь к нападению.
И тут вершина полигона разлетелась от взрыва, осыпая все вокруг обломками металла.
Что-то стремительно взмыло из руин, унеслось в небо и на миг застыло крохотной точкой на неимоверной высоте. А потом ринулось к земле.
И завершило падение как раз между Симеоном и Бершадом. Песок, взвихрившись туманом, застил все вокруг. Когда белесая пелена рассеялась, Кочан увидел, что в трех локтях над пристанью кто-то завис, опираясь на опоры мостков рукой, облепленной металлическими пластинами, гудящими от напряжения. Опоры тряслись, как руки Кочана после долгой пьянки.
