– Шипы на самом верху выглядят очень угрожающе, – сказал Фельгор.
– Это змеевица, – сказал Венделл. – В ее шипах сильный дурманящий яд.
– Дурманящий? Это уже интересно, – заявил Фельгор.
– Вообще-то, не очень, – вздохнул Венделл. – Один тип ненароком оцарапался, так потом выдавил себе глаза – возомнил, что дракон в его черепушку яйцо снес.
– А, ну ладно тогда.
Бершад снова всмотрелся в частокол и пробормотал:
– Где-то здесь должны быть ворота.
– Тебе известно, как устроен частокол из драконьих костей? – спросил Веш.
– Давайте подойдем поближе, – сказал Бершад, не обращая на него внимания.
– Нет, – возразил Веш. – Мы договорились привести вас сюда. Вот, привели. А дальше вы сами.
– Пап, я хочу посмотреть, смогут ли они проникнуть за частокол, – сказал Венделл.
– А я хочу, чтобы твоя мать была жива, – буркнул Веш. – Пойдем отсюда.
– Ну как знаете, – сказал Бершад и направился к частоколу.
Эшлин пошла следом.
Бершад не оборачивался, но и не слышал удаляющихся шагов. Наконец они достигли частокола. Бершад стянул латную перчатку и приложил ладонь к кости, неестественно теплой. На ладони осталась влажная клейкая пленка, похожая на пленку в расколотом свежем яйце. Эшлин вгляделась в стык между костями.
– Они составлены впритык, но не вырезаны и не обточены, – сказала она. – Невероятно.
– И как бы нам их разъединить?
– Пока не знаю.
– Тогда я сам попробую. Отойди.
– Погоди, – запротестовала Эшлин, увидев, что Бершад обнажил свой меч. – Не начинай…
Бершад ткнул клинком в щель частокола с такой силой, что пробил бы воинский доспех. Кончик меча вонзился между двумя костями и застрял. Бершад всем телом навалился на рукоять, пытаясь расшатать кости.
– Сайлас, ничего не получится. Они все связаны между собой.
– Ага, – буркнул Бершад и надавил сильнее.
Ноги скользили по грязи, пальцы и ладони заныли от напряжения.
Кончик меча с треском обломился.
– Что за хрень! – выругался Бершад и затряс рукой от боли.
– Я же тебе говорила, – вздохнула Эшлин.
– Ну, надо было попробовать.
– Глупости. Грубой силой тут ничего не добьешься. Надо действовать тоньше. – Эшлин задумчиво огляделась, заметила котомку Бершада, оставленную на противоположной стороне поляны. – Пойдем-ка, я кое-что придумала.
Они вернулись к остальным.
– Что, пальчикам бо-бо? – спросил Фельгор у Бершада.
– Все в порядке.
– Ну-ну. И как мы проберемся за частокол? Никаких замков я не вижу, а раз их нет, то взломать я их не смогу. И ни в коем случае не буду рассматривать возможность выдавить себе глаза, – заявил Фельгор.
Не обращая на него внимания, Эшлин порылась в котомке с алхимическими зельями, спасенными при кораблекрушении, и вытащила несколько склянок. Птичий хор в зарослях внезапно смолк.
– Что-то не так, – сказал Бершад и обернулся к частоколу.
Часть костяной стены вздрогнула и медленно раскрылась; зубчатые края делали ее похожей на пасть огромного зверя. В ноздри Бершада ударила резкая вонь – пахло плесенью, затхлостью и гнилым мясом.
За частоколом стояли двое. Один, среднего роста, был таким тощим, что больше напоминал скелет. Его правую руку прикрывал белый кожаный плащ. Второй был неестественно огромным, как сказочный великан, с невероятно раздутыми руками, опухшими суставами и отвисшим пузом; на широких мускулистых плечах густо росли грибы, из дыр в отекших щиколотках выглядывали черви, из воспаленных глаз сочился зеленый гной, а шею стискивал широкий металлический обруч. В руках великан сжимал громадную дубинку, вырезанную из фаланги призрачного мотылька.
– Вздрючь меня шестеренкой, – пробормотал Фельгор. – Это и впрямь демоны.
18
Эшлин
Остров Призрачных Мотыльков, Центральная пустошь
Бершад взглянул на Эшлин и пожал плечами:
– Ты хотела открыть ворота. Они открыты.
Эшлин рассматривала незнакомцев. Анатомия, явно человеческая, претерпела существенные изменения. В общем-то, понятно, чья это работа, но хорошо бы узнать побольше подробностей.
– Я с ними поговорю, – сказала Эшлин.
– Это же демоны, – возразил Голл. – С ними так просто не поболтаешь.
– Ничего подобного.
Эшлин, не выпуская из рук котомки с алхимическими зельями, снова вышла на поляну. Тощий тоже шагнул вперед, не шевеля видимой, левой рукой. Полсекунды спустя великан двинулся следом, и все трое встретились на середине поляны, остановившись в двадцати шагах друг от друга.
– Чужеземцы, – хрипло произнес тощий по-баларски, но с паргосским акцентом. – Вы без приглашения вторглись в наши владения. Зачем?
– Мы пришли в поисках знаний, – ответила Эшлин, тоже по-баларски.
Тощий уставился на нее:
– Мне нечего вам предложить.
– Ты же предложил сделку Симеону.
– Симеон просил оружие. И доспехи. Тебе тоже это нужно?
– Нет. Я хочу понять, как сделаны ваши оружие и доспехи. Как они работают.
Тощий задумался.
– Ты говоришь как уроженка Альмиры, но от тебя воняет как от гнусных сук Окину. Прошло много лет, но мы не забыли их запах.
– Окину объяснила мне, как найти остров, – признала Эшлин. – Но я ей не служу.
– Служишь, – поморщился он. – Последняя сука в поганой своре. Вынюхиваешь следы Озириса Варда.
Эшлин, сузив глаза, всмотрелась в тощего. Он прикрывал правую руку белым кожаным плащом, но в кожу левого запястья были вплавлены обрывки серой ткани – остатки одеяния алхимика. В одном из своих посланий Озирис упомянул, что на острове обосновался какой-то алхимик – ботаник, искавший бессмертия в грибах.
– Ты – Касамир? – спросила Эшлин.
Правый глаз тощего дернулся, и по мышцам в правой руке великана пробежала дрожь.
– Это старое имя. Не называй его.
Значит, это и был тот самый Касамир.
– Как тебе будет угодно. – Эшлин сглотнула, понимая, что следует сменить тактику и добиться какого-то преимущества. – Ты упомянул Озириса Варда. А тебе известно, что он все еще жив?
– Меня это не удивляет.
– Он продолжает исследования, начатые здесь, на острове. Мне надо побольше о них разузнать, чтобы остановить Варда.
