– Но ты же сам сказал, что Сосоне нравится Камберленд.
– Ага, сказал. – Стэн поглядел на темнеющее небо. – Только это другое.
– Какое другое?
– Да вот такое. – Стэн улегся на склоне овражка, подложив под голову седло. – Я пока посплю. Разбудите меня, когда придет моя очередь караулить.
Через минуту он уже храпел.
Джолан вызвался помочь Оромиру расседлать лошадей – не только потому, что привык к своей кобыле, которую назвал Ливень, в честь ливенеля, но еще и потому, что хотел поговорить с Оромиром с глазу на глаз – за весь долгий путь ему это ни разу не удалось.
– А что мы сделаем с лошадьми, если придется пробираться в город? – спросил Джолан.
Оромир погладил лошадиную морду:
– Отпустим. Но ты за них не волнуйся. Мой Имбирь на воле не пропадет и остальных лошадей не даст в обиду.
Джолан притворно улыбнулся, понимая, что Оромир пытается его подбодрить.
– Интересно, почему никто, кроме нас с тобой, не дал имени своим скакунам?
– Воины не любят привязываться к лошадям, – вздохнул Оромир. – Наш образ жизни не позволяет такой роскоши.
– А ты не такой. Ну, в смысле, ты не избегаешь привязанностей.
– Верно. Но я молод и глуп, как сказал бы Камберленд.
– По-моему, привязанность – вовсе не глупость.
Оромир улыбнулся:
– Вот и хорошо.
Они закончили свое занятие и устроились на ночлег в овражке, подальше от остальных. Оромир вытащил флягу с бренди и предложил Джолану.
– А почему ты решил стать воином? – спросил Джолан после третьего глотка.
– Считай, что это наследственное. Оно у меня в крови – как-никак пять поколений Ягуаров. Мой отец был славным воином, лучшим мечником в Дайновой Пуще, если верить Камберленду и Стэну. Хотя, по-моему, они просто мне байки рассказывают, потому что отец погиб, когда я был совсем маленьким.
– А как он погиб? – спросил Джолан.
Оромир сглотнул.
– Он участвовал в битве при Гленлокском ущелье. А король наградил Бершада и многих его воинов синими прямоугольниками на щеках. Среди этих воинов был и мой отец. Гордость не позволила ему укрыться от королевского гнева в Дайновой пуще.
Джолан охнул.
– Он успел убить двух драконов, – продолжал Оромир. – Дуболома и коричного векса. А потом получил заказ на красноголова и…
– Ох, мои соболезнования.
– Да ладно. Я был совсем мальчишкой. Камберленд взял меня к себе, растил как родного. Он и стал мне настоящим отцом, мне теперь другого не нужно.
– Я тоже никогда не знал отца, – сказал Джолан. – По-моему, мастер Морган относился ко мне по-отцовски. Он тоже погиб от драконьих когтей.
Оромир горько рассмеялся:
– В Альмире много мальчишек, чьих отцов ящеры отправили в последнее плавание.
– Ага.
Они умолкли, прихлебывая бренди.
– А тебе не страшно будет, если придется умыкнуть неболёт? – наконец спросил Джолан.
– Бояться чего-то, если не знаешь, случится оно или нет, – только силы тратить понапрасну. Ну, Виллем так говорит.
– В таком случае я сейчас понапрасну трачу очень много сил.
Оромир повернулся на бок, лицом к Джолану, а не к звездам.
– Чего ты боишься, Джолан?
– Боюсь, что балары меня убьют. – Он помолчал. – Боюсь, что если этого не случится, то я вернусь в Дайновую Пущу и больше тебя никогда не увижу. Я никогда не встречал такого, как ты.
– Я самый обычный воин. Убийца в маске, ничего особенного.
– Убийцы не такие. Они… холодные.
– Как вдовы?
– Да. А еще я попал к одному такому в спутники. Но и в Камберленде, и в Стэне, и в Виллеме тоже есть эта холодность. Они хорошие, но какие-то закрытые. Никогда не смеются по-настоящему. Никогда не расслабляются. Ты совсем другой. Ты все делаешь иначе: пьешь бренди, улыбаешься… – Джолан осекся, но, набравшись смелости, продолжил: – Иначе смотришь на меня. Больше всего я боюсь, что мы с тобой расстанемся и на меня уже никто и никогда так не посмотрит.
Оромир легонько коснулся руки Джолана:
– Ты уверен, что так и будет?
– Вообще-то, нет.
– Тогда и бояться нечего, – с улыбкой сказал Оромир.
Джолан улыбнулся. Сделал еще глоток бренди, но не мог избавиться от мысли, что никогда не знаешь, будет что-то или нет, до тех пор, пока оно наконец не случается.
С первым лучом солнца, как и было обещано, Сосоне и Ико вернулись в овражек – на телеге, запряженной старым волом с бельмами на глазах. Телега была накрыта бурым брезентом.
– Как дела? – спросил Камберленд.
– Все в порядке, – ответила Сосоне. – Мы собрали кое-какие сведения. И разведали, как попасть на корабль.
– Ну-ка, рассказывайте, – попросил Камберленд.
– Балары прилетели на этом самом неболёте и разграбили город, только грабить было почти нечего. Один из подручных Седара Уоллеса объявил себя новым повелителем Черного Утеса, но с ним была всего горстка воинов, поэтому их всех быстро перебили.
– Как вы все это разузнали? – удивился Виллем.
– Когда мужчина думает, что сможет затащить тебя в постель, то становится очень болтливым, – с улыбкой ответила Ико.
– В общем, балары без особого труда захватили город. Ими командует некий Корсака Ман, заместитель Актуса Шипа и его доверенное лицо.
– Эти имена мне ни о чем не говорят.
– Шип сейчас правит Баларией. А Ман стоит во главе войска, вторгшегося в Альмиру.
– Понятно. – Камберленд почесал бороду. – Все летучие корабли вернулись в Баларию, а этот остался здесь. Почему?
– Как мы и подозревали, они ждут появления папирийского флота, чтобы уничтожить его, как флотилию Линкона Поммола.
– Гм.
– Есть один-единственный способ попасть на неболёт, – продолжала Сосоне. – Из крепостной башни к корпусу корабля протянут трос. По ночам на корабле остается несколько охранников, а вся команда спускается поесть и отдохнуть. Это облегчает наше задание.
– Но чтобы проникнуть на неболёт, нужно пробраться в крепость, – сказал Виллем. – А это затрудняет наше задание.
– Не обязательно, – сказала Ико. – Все зависит от вас: либо мы с вами распрощаемся, либо вы останетесь и нам поможете.
– Ну, тогда я остаюсь, – с ухмылкой заявил Виллем.
Ико улыбнулась в ответ.
– Личные предпочтения Виллема, скажем так, ни на что особо не влияют, – заметил Камберленд, поворачиваясь к Сосоне. – Надо составить подробный план действий.
