Внутри пакета обнаруживается маленький, сложенный в два раза мешочек, поспешно сшитый из муслина.
Но стежки – не совсем стежки. Для неопытного глаза это выглядело бы просто очень неаккуратной работой. Но когда я смотрю на них, то вижу нечто иное. Послание.
«Если ты найдешь это, – говорят стежки и узелки, – значит, вы обе очень умны, а я или мертв, или сижу в тюрьме».
Это как дорожка из хлебных крошек, которую могли найти только мы. Потому что Ингрид поняла бы, какая часть отцовского письма лжет. А я умею читать азбуку Морзе.
Переворачиваю мешочек вверх дном, и на ладонь мне выпадает маленький красный камень.
* * *
Я сжимаю камень в кулаке и прослеживаю остальные точки и тире, вышитые моим отцом.
Они тянутся вдоль шва, и мне приходится щуриться, чтобы прочитать их. Особенно потому, что слезы жгут мне глаза и грозят пролиться наружу. Обнаружить новые, непрочитанные слова того, кто уже десять лет лежит в земле – это все равно что найти самое драгоценное сокровище в мире.
«Эти копи губят жизни датчан. Не знаю, как далеко все зайдет. Найди способ передать это послание королю Фредерику. Даже если тебе придется использовать магию. Будь очень осторожной и по возможности безымянной. Скажи ему, чтобы нашел эти камни в шахте и не останавливался. Пока не увидит их своими глазами. Иначе еще больше людей умрет.
Я разжимаю пальцы, и самоцвет мрачно блестит в свете дня.
−−− / −••• −−− •−•• −••− −−−− • / •−•• ••−− −•• • •−−− / ••− −− •−• • −
«Еще больше людей умрет».
Слеза падает на муслиновый мешочек. Он имел в виду самого себя? Шахтеров, которые погибли под обвалом? Я сминаю ткань в пальцах. Или он имел в виду кого-то еще?
– Что такое? – выдыхает Лильян.
Я поднимаю камень, чтобы она могла получше разглядеть его. Он красный, словно гранат, и небольшой, размером с мелкую монету, однако от этой ужасной истины кажется невероятно тяжелым.
Мой отец что-то подозревал – достаточно, чтобы съездить в Копенгаген, закрыть наши счета и открыть отдельный, тайный счет, который только мы можем найти. Он, наверное, сам собирался вернуться и забрать этот камень, а потом каким-то образом связаться с королем Дании. Но, должно быть, написал то письмо, адресованное Ингрид, в шахте, когда понял, что ему не выбраться. Путеводная нить, которую мне только сейчас удалось нащупать.
Якоб прав. Гибель моего отца не была несчастным случаем.
«Еще больше людей умрет».
Он знал что-то, и это что-то погубило его.
Я смыкаю пальцы вокруг камня. Что мне делать теперь, когда все эти люди мертвы? Мой отец хотел, чтобы мы связались с королем Фредериком, но это было десять лет назад. Теперь короля Фредерика тоже нет.
И… что, если какая-нибудь часть этого письма на самом деле лжет? Мой отец ожидал, что мы с Ингрид вместе найдем его сообщение. Быть может, его слова вообще следует понимать наоборот и их значение намеренно искажено? А вдруг мне нужно сделать нечто совершенно противоположное тому, что сказано в этой записке? Я сжимаю руки в кулаки, напоминающие раковины моллюсков. Ингрид сразу бы все поняла.
– Идем, – говорю я Лильян, пряча камень в карман. – Иначе мы опоздаем вернуться к Якобу.
Мы возвращаемся по извилистым улицам к швейной лавке, и по пути я в раздумьях останавливаюсь перед сверкающей витриной ювелира. Может быть, значение этого камня утрачено и давно мертво, погребено вместе с моим отцом, королем Фредериком и Алексом Вестергардом, но он может оказаться достаточно ценным, чтобы мы с Евой сбежали отсюда и начали новую жизнь где-нибудь в другом месте.
Я хочу знать, что это за камень и сколько он может стоить, поэтому достаю его из кармана, но Лильян резко дергает меня назад, и лицо ее в кои-то веки выражает убийственную серьезность.
– Не здесь, – тихо говорит она. – Все эти ювелирные лавки слишком тесно связаны с Вестергардами. Нельзя, чтобы кто-то узнал о том, что у тебя есть этот камень.
Я отшатываюсь от витрины, чувствуя смятение, испуг и невероятное одиночество. Лильян делает шаг ко мне и берет меня под руку. На этот раз ее прикосновение не заставляет мою одежду заиграть новыми красками. Это просто прикосновение, несущее утешение и возрождающее в моей душе искру надежды.
– Мы поможем тебе, Марит, – шепчет Лильян. Мы вместе стоим на тихой улице под падающим с неба снегом, наше дыхание слабо пахнет шоколадом, и она позволяет мне негромко плакать у нее на плече.
Глава четырнадцатая
– Я… не знаю, что это такое.
Якоб поднимает глаза от окуляра микроскопа, и взгляд его темных глаз за стеклами очков выражает глубокую задумчивость. Мы сидим на чердаке дома, в чулане, затерянном на самом верху флигеля для прислуги и набитом сундуками со старыми картинами и фарфором. Здесь Якоб хранит целые стопки своих книг и здесь же работает за скрипучим столом, стоящим под чердачным окошком. Он придвигает свечу ближе и снова всматривается в мой камень через микроскоп «желудь», маленький бронзовый инструмент с круглым верхом, достаточно компактный, чтобы его можно было носить в кармане.
– Я не могу распознать его, – говорит Якоб, щурясь. – У него есть все признаки настоящего самоцвета: крошечные неровности, царапинки и ямки с внешней стороны, а если присмотреться получше, можно увидеть крошечные вкрапления внутри. Но я не знаю, что это за камень.
Я тяжело вздыхаю и откладываю свое шитье, над которым работала в углу, без единой капли магии. Якоб жестом приглашает меня подойти, и когда я склоняюсь над микроскопом, то чувствую, как концы моих волос задевают его руку. Красная поверхность камня при увеличении неожиданно превращается в витражное стекло, лучащееся множеством цветов: вкрапления глубокого синего, ярко-розового, золотого… Среди них попадаются участки черноты, подчеркнутые глубоким мерцающим серебром, словно кусочки ночного неба.
– В мире не так уж много видов драгоценных камней красного цвета, – говорю я. – Если исключить те, которыми этот камень быть не может, мы хотя бы сузим круг поисков, а потом определим, что он все же такое.
Еще раз смотрю на камень, на этот раз без микроскопа, и чувствую странный укол внутри при воспоминании о красном блеске, который я уловила, когда королева Луиза заглянула в бархатный футляр, преподнесенный Филиппом в театре.
– Есть одна сложность, – подхватывает Якоб. – Мы можем поискать описания всех красных камней в библиотеке, но моя магия может считывать только слова, а не картинки. Это сильно затянет наши поиски, и понадобится много времени, чтобы просмотреть их все.
«Время», – думаю я, и горло мое сжимается. То, чего у меня нет. Я чувствую свой страх перед Фирном в напряжении мышц, в пустоте, возникающей в желудке. Каждый день, проведенный мною здесь, означает использование все большего количества магии.
