«Извини».
«Я думаю о тебе все время».
«Я вышила эти тайны на своих нижних юбках, где только ты можешь прочитать их».
«Мне страшно».
«Я могу любить тебя?»
– Марит, – хрипло выговаривает он, и тепло зарождается в моем теле, просачиваясь в грудь, растекаясь по рукам и ногам, словно расплавленное золото.
Я подаюсь навстречу Якобу, ощутив, наконец, жар и мягкость его губ. Его запах и вкус снега с мятой, и то, как у него перехватывает дыхание, и как гулко бьется его сердце под рубашкой. Очки Якоба слегка задевают мою щеку, и я привлекаю его ближе, сливаясь с ним в глубоком поцелуе, и мои ноги скользят по заледеневшему полу галереи. Я дрожу от удовольствия, от покалывающего холодка, который карабкается по моему позвоночнику к затылку, вызывая желание чего-то большего. И это приятнее, чем мне когда-либо представлялось. Пусть даже на несколько мгновений, но ко мне приходит нездешнее ощущение, которое я уже не думала когда-либо испытать.
Магия.
Краем глаза я вижу, как распускаются вокруг нас цветы, как выстреливают побеги лаванды, ириса и шиповника, и я понимаю, что Брок где-то рядом и что так он благодарит меня за свое спасение в тот день в комнате Филиппа. Я улыбаюсь, не отрываясь от губ Якоба, и он обхватывает мое лицо ладонями. Я никогда не видела, чтобы он смотрел на кого-то так, как смотрит на меня сейчас, и мне кажется, что этот момент останется в моей памяти до конца жизни. Всякий раз, переводя взгляд, я замечаю новый цветок, распустившийся, чтобы принести в мир свою быстротечную красоту. Якоб проводит кончиками пальцев у меня за ушами, и его прикосновение оставляет на моей коже блаженную дрожь, все мое тело – дыхание и воздух между нами – нагревается до того, что очки Якоба запотевают.
Лильян откашливается, потом отводит в сторону растительную завесу и делает шаг в галерею.
– А, вот и вы двое, – зловеще произносит она. – Наконец-то.
– Во имя всего святого, ты где, Марит Ольсен? – кричит в доме Нина. – Почему платье Евы еще не готово? Госпожа Вестергард снимет с меня шкуру, а я сниму с тебя!
Лильян, извиняясь, пожимает плечами:
– Я купила вам столько времени, сколько смогла.
Медленно отстраняюсь от Якоба, еще не привыкнув к ощущению его теплого тела почти вплотную к моему.
– Ты уверена, что должна уходить? – спрашивает он.
– А ты уверен, что должен? – спрашиваю я.
– Да. Потому что намерен найти для тебя лекарство, даже если это будет последнее, что я сделаю, – шепчет он мне на ухо. Затем поправляет воротник своей рубашки, смятый моими пальцами, срывает одно из соцветий глицинии и протягивает мне.
Я поворачиваюсь и иду следом за Лильян, почти паря в воздухе. Верчу в пальцах стебель цветка и дивлюсь тому, какой могущественной магией наделены люди. Возможно, самой могущественной из всех видов. Она заключается в том, что мы можем заставить сердца других людей цвести и раскрываться – как Брок заставляет раскрываться цветы среди зимы.
Глава тридцатая
Следующий день несет в себе сладкую горечь. Он означает окончание чего-то для меня и, надеюсь, начало чего-то хорошего для Евы.
Я посматриваю в открытые двери бальной залы, чтобы увидеть, как выглядит место, приготовленное для приема короля.
Пять хрустальных люстр свисают строгим рядом со сводчатого потолка. Деревянные полы сверкают, словно медовое озеро, а стены увиты позолоченными искусственными лозами, которые сплетаются с живыми, зелеными, образуя сложный узор. Я слышу, как где-то, за ковром зеленого мха, обрамляющего резную деревянную сцену, журчит фонтан. Ароматные апельсины свисают с усыпанных белыми цветами деревьев, точно тяжелые дождевые капли. Брок вносит в залу все больше зелени, и в его черных от грязи ладонях охапка махровых алых маков, которые, раскрывшись, образуют рисунок датского флага. Преображение, которое в противном случае потребовало бы месяцев, а возможно, и нескольких лет кропотливого труда, заняло – благодаря магии – считаные недели.
Ева порхает посреди всего этого, уже облаченная в танцевальный костюм. Мы нашили на ленты, которыми обвиты ее голени, блестящие кусочки стекла, похожие на драгоценные камни, чтобы они сверкали при каждом ее движении.
У дальней стены, почти вне поля моего зрения, перед шикарным столом красного дерева расхаживает Петер. Когда он делает шаг, я вижу, что именно он охраняет: карту Дании со всеми ее сушей, морями и россыпью островов, и все это выложено из разноцветных драгоценных камней. Филипп, одетый в элегантный костюм, останавливается, чтобы окинуть взглядом карту. Красное кольцо пропало с его пальца.
На сей раз камень в его перстне – глубокого изумрудного цвета. Когда он замечает, что я смотрю на него, то прерывает разговор и задерживает взгляд на миг дольше, чем следовало бы. У меня по спине пробегает холодная дрожь, и я поспешно отворачиваюсь.
Справа от меня Деклан выглядывает в огромное окно и сквозь недавно вымытые стекла смотрит на затянутое тучами небо.
– Будет снег, – бормочет он себе под нос.
Король должен прибыть в четыре часа, а представление начнется полчаса спустя после этого. На приеме будут присутствовать высокопоставленные шахтеры, которые помогут Филиппу преподнести правящему семейству церемониальные дары, а затем все отправятся на совместный ужин. Ради такого случая я сшила слугам новую униформу. Те, кто будет прислуживать на приеме – Якоб, Нина, Лильян, Брок и другие, – наденут одежду из черной ткани высочайшего качества, мягко поблескивающей на свету.
Я обхожу их комнаты, разнося каждому его форму.
– Нервничаешь? – спрашивает Лильян, принимая у меня свое платье и натягивая его через голову. Я киваю.
– А ты?
Она мотает головой и поднимает руки, чтобы застегнуть маленькие перламутровые пуговицы у шеи.
– Я знаю, что это всего лишь форма прислуги, но выглядит роскошно, – отмечаю я.
– Я не похожа на пингвина?
– Нет! – фыркаю я, помогая ей заплести волосы в сложную косу. – Что это за потрясающе красивая птица?
– Фламинго, – говорит она.
– Я бы сказала – феникс.
– Я постараюсь не вспыхнуть пламенем.
– И не уронить каплю кое-чего пахучего ни на кого.
– Если я это и сделаю, то буду целиться в Нину.
Я хихикаю.
– Удачи, – говорит она и целует меня в щеку.
Я спускаюсь вниз по лестнице, неся последнюю ливрею, предназначенную для Мальте. Дойдя до его комнаты, я поднимаю руку, чтобы постучать, но слышу из-за двери приглушенные голоса. Я колеблюсь, а потом понимаю, что один из голосов мне знаком.
– Мне не нужно объяснять тебе, насколько важен сегодняшний вечер, – тихо говорит Филипп. – Все должно пройти без сучка и задоринки.
