Ева морщит нос, но все же кивает.
Я толкаю дверь и сразу же слышу низкий мужской голос, который вскоре умолкает.
В коридоре полутемно, и мы крадемся к комнате, которую выбрали своим первым укрытием: к большой гостевой в углу. Из нее открывается хороший обзор, а окна выходят сразу на несколько сторон. К ней ведет одна-единственная дверь, к тому же под окнами проходит карниз, через который можно сбежать, если Филипп и его люди подожгут дом.
Вот только эта комната уже занята.
Я поднимаю палец, веля остальным соблюдать тишину, и окидываю взглядом коридор. Здесь снег не идет, значит, проследить наши перемещения не смогут. Делаю несколько бесшумных, неуверенных шагов. Подсвечник в моей вспотевшей руке становится скользким.
У камина стоит на коленях мужчина. Он обращен ко мне спиной, но я замечаю, что одна его рука обмотана свежей повязкой. Наверное, это тот шахтер, которого ошпарила Рая. Другой рукой он подносит к огню самоцвет, словно собираясь его нагреть. «Может, именно так они высвобождают магию?» – гадаю я. Волосы у него очень светлые, почти серебристые.
Под моей ногой что-то громко хрустит, и мужчина резко оборачивается. Я в ужасе смотрю вниз и понимаю, что наступила на полосу разбитого стекла, окрашенного в тот же цвет, что и пол. И заметила это только тогда, когда стало слишком поздно.
Сереброволосый шахтер отпрыгивает от камина, выхватывая свое оружие. Он бросается ко мне, но я успеваю вовремя уклониться. Вместо этого он хватает Лару, обвив ее туловище мускулистыми руками. Она кричит и замирает, когда чувствует холодную сталь кинжала, кончик которого упирается ей в бок.
– Сядьте на пол и бросьте свое оружие.
Я подвергла нас опасности. Если бы я только была осторожнее!
Позади нас из тени появляется второй человек, невысокий и крепко сложенный. Он терпеливо ждал, пока мы выйдем, а теперь движется вперед, отрезая мне, Якобу и Деклану путь к отступлению. Я не осмеливаюсь шевельнуться, видя, как кинжал упирается кончиком между ребер Лары. Второй шахтер медленно и целеустремленно направляется к двери потайной лестницы.
Мое сердце уходит в пятки.
Он поворачивает ручку и всматривается в темноту.
«Пожалуйста, не показывайтесь ему на глаза», – мысленно молюсь я, и на лбу у меня выступают капли пота. Шахтер, держащий нож у бока Лары, спрашивает:
– Ты нашел еще одну?
– Нет, – со странной гримасой произносит тот, щурясь в темноту. Лезвие его шпаги резко скрежещет, когда он извлекает ее из ножен. – Я нашел двух.
Глава тридцать пятая
Филипп
К тому времени, как мы наконец добираемся до кухни, холод режет тело, точно ножами. Громкий взрыв сотрясает ночь. Когда окрестные леса эхом возвращают нам этот звук, я думаю о том же самом, о чем думал много лет назад, когда те шахтеры погибли под землей.
Я недооценил пределы того, на что способна человеческая жадность. Продираюсь через сплетение стеблей с белыми цветами и заглядываю в выбитую взрывом заднюю дверь.
– Хелена? – зову я.
Я вхожу первым, и за мной по пятам следуют Теннес, Стин и Каспер. Мы перебираемся через баррикаду и обнаруживаем, что кухня покинута и наполовину разорена. Ветер завывает в пустых оконных рамах, а выбитое стекло грудами лежит на полу, точно песок. Я знаю Стина уже пятнадцать лет и видел, на что он способен при своем массивном сложении. Они с Каспером взбираются по лестнице, и полы скрипят под их весом, когда они методично вламываются в каждую комнату у нас над головами.
– Никого, – кричит Стин.
Слуги, должно быть, сбежали по коридору в хозяйский дом. Тогда они должны были наткнуться на Хуго и Мальте, ждущих в другом конце. Теперь мы, остальные, последуем за ними и захлопнем ловушку.
Словно прошлое вернулось, чтобы повторить все с начала. Я не убивал тех людей в шахте десять лет назад. Но и не предотвратил этого.
Я готовлю оружие – пистолет, нож, револьвер и восемь видов сверкающего Фирна – и собираюсь с духом.
Я не думаю о том, что сделал бы Алекс, если бы увидел, как я охочусь за его женой в его собственном доме.
«Теннес, разве это правильно?» – спросил я много лет назад.
Теперь эти вопросы остались далеко позади.
– В главный дом, – указываю я кончиком ножа в сторону коридора для прислуги. Мы идем колонной: первым Стин, за ним Теннес, потом я. Каспера мы оставляем позади, а сами движемся по подземному коридору.
Что было бы, если бы десять лет назад тот шахтер не разнюхал тайные штреки копей и не наткнулся на скелеты? И где мы были бы сейчас, если не в этом доме, заметенном пургой?
Все это начал Клаус Ольсен. Он занимал достаточно высокую должность, и от него никогда прежде не было проблем. Но подозрения уже некоторое время просачивались в умы. Шахтеры на самом деле не верили, что эти самоцветы могут рождаться в наших копях. Ошибка Ольсена заключалась в том, что он верил, будто его товарищи захотят придерживаться истины, как это сделал он.
Он тоже недооценил силу человеческой жадности.
– Что это? – спрашивает впереди меня Стин. Он обо что-то спотыкается в коридоре, пинает это и бросает ругательство. – Это наши люди? – спрашивает он.
Кожаные сапоги Теннеса скрипят, когда он склоняется, чтобы осмотреть тела.
– Без сознания, – подтверждает он. – И без оружия.
Где-то у нас над головами раздается громкий треск.
– Они попались, – говорю я, вытирая лоб и отметая легкий укол тревоги. – Мы все еще превосходим их силой, магией и оружием. И теперь знаем, где они находятся.
Я скидываю фрак, оставшись в рубашке и жилете; камни, позаимствованные с карты Дании, я разложил по всем карманам, какие у меня есть. Мы крадемся вперед по вестибюлю, где падает мягкий снег, беззвучно и зловеще. Окна похожи на пластины льда, а двери бальной залы закрыты. Перед нами тянутся две цепочки следов. Первая ведет в тупик, к сплошной стене, а потом исчезает, словно ее оставили призраки.
Вторая тянется к бальной зале.
Я двигаюсь осторожно, чувствуя, как снежинки, точно перья, касаются моего лица, и подношу палец к губам, касаясь затем холодной стали своего пистолета.
Портрет Алекса смотрит на меня из позолоченной рамы. Мой брат так и не узнал, что половина моих шахтеров хотела выдать меня. Они хотели рассказать королю Фредерику о том, откуда на самом деле берутся эти камни. Но вторая половина хотела, чтобы все оставалось как прежде.
Они подстроили взрыв, который убил их собственных товарищей. Запечатал правду, прежде чем она успела выйти наружу. Обратного пути для меня уже не было.
Я дергаю свой галстук, чтобы ослабить его, потому что кажется, будто он меня душит.
Мой брат плакал в тот день, когда погибли шахтеры. Я солгал ему, сказав, будто это был непредвиденный несчастный случай, чтобы облегчить его скорбь. Точно так же я скажу королевскому семейству, когда все это будет позади. То же самое я пытался сделать для Хелены. Я избавляю других от тяжелой правды и несу этот груз на своих плечах, в то время как они пожинают плоды. Они отходят ко сну с чистой совестью. Вот так же солдаты идут на войну и возвращаются обратно с грузом увиденного и содеянного ими ради вящего блага родины. Разве нет в этом некого самоотречения, достойного уважения?
