– А просто с мужчиной – можно? – прошипела эданна. – Леонардо ей хотя бы брат, а вы…
– А я – управляющий. Дана мне в правнучки годится, – отбрил дан Рокко. – Капитан, не стесняйтесь, грузите.
Капитан послушно потащил Леонардо по полу.
Адриенна не без злорадства заметила, что парень собрал на камзол половину соломы. Ну и не только… полы в придорожной таверне чистыми не бывают. Кто наплюет, кто наблюет… пусть эданна это понюхает. И вообще, сама за своим сынком ухаживает! Еще не хватало – грузить эту пьянь и дрянь к ним в карету! Да лучше она сама с даном Рокко поедет, действительно, ему ведь надо многое узнать о СибЛевране. А кто расскажет лучше Адриенны?
Так и сложилось.
Адриенна на следующий день вполне уверенно уселась в карету к дану Рокко.
Дан Марк и эданна Сусанна ехали отдельно. А Леонардо старался ехать верхом, не мешая уединению своей матери. Пытался и устроиться в карете у дана Рокко, благо та была удобнее и просторнее, но куда там! Дан мгновенно и безжалостно выставил парня обратно.
Леонардо он тоже и видел при дворе, и знал ему цену…
Вот еще не хватало!
Он управляющий, он свое место знает, но тут еще подумать надо, кто из них важнее? Назначенный королем служащий – или приживал, у которого из своего только подштанники? И на те мамочка одним местом заработала.
Нет уж!
Лучше дан Рокко с Адриенной побеседует, сразу видно, что девочка умненькая, хозяйственная, все знает досконально и за свой дом душой болеет. Дан Рокко уже и не только слушал, иногда и записывал… при правильном подходе СибЛевран золотом доиться будет. Дайте только время!
Не спеша и не торопясь, процессия ехала в СибЛевран. Даже и не подозревая, что в столице бушует чума.
Мия
Одного взгляда девушке хватило.
Она посмотрела и помчалась за даном Джакомо.
Долго звать не пришлось. Хоть и лег он недавно, но…
Катарина умирала. Это было видно сразу. Ввалились глаза, заострился нос, посерела кожа… печать смерти? Кто видел, тот легко поймет и опознает. А Мия уже видела пару раз такое. На улице.
Дом хоть и был опечатан, но… за пару сольди стражники легко выпускали и впускали людей. А что?
Все равно все болеют.
Вот из города выйти так легко не получилось бы. Но говорят, что за сто лоринов… хотя – это наверняка только говорят.
– Кати…
Дан Джакомо присел на кровать рядом с супругой, взял ее за руку.
Катарина…
Не любил. Но уважал, делил постель и дом, понимал ее… и вместе они сколько прожили. Кусочек жизни отрывался и падал, рушился в бездну.
Мия отвернулась, отошла к матери и принялась вытаскивать запачканную пеленку. Накормить больных едва удавалось, но в туалет они все же ходили. И грязное белье было…
Стирать?
Мия понимала, что ни одна прачка сейчас не согласится стирать белье из-под больного… если она здорова. А если больна, то и тем более, какая стирка? Поэтому приходилось самой. Корыто есть, сложить в него грязные тряпки и от души потоптаться по ним ногами. Только еще щелока добавить. Ноги от такого болели, кожу приходилось смазывать жиром, но какая разница? Хоть так… Все не грязные подстилки, не солома…
Красивых сцен ждать не приходилось. Может, кому-то и везет уйти в полном сознании, но не Катарине. Или – не везет?
Ньора Катарина просто перестала дышать.
Не приходя в сознание, не пытаясь что-то сказать, не прощаясь.
Была – и нет. И Мия думала, что так и неплохо. Тетка хотя бы не знала, что происходит.
А причастие, соборование, исповедь…
Сегодня Джакомо и Иларио вытащат труп на улицу. Там ньору Катарину отвезут ко всем умершим. Там и отпоют, и похоронят вместе со всеми. И никто не осудит.
Никто не скажет слова против.
Никто, даже ее родные. Все понимают, что такое эпидемия. И если зараза выйдет из города, если пойдет дальше… это страшно.
Никто не станет спорить.
Джакомо долго сидел рядом с супругой. Потом сам прикрыл ей глаза, сам набросил на лицо легкую белую ткань.
– Мия, у нас есть чистое полотно?
– Да, дядя.
Мия не стала говорить, что все равно это будет общая могила. И вообще ничего говорить не стала. Вместо этого она прошла в комнату ньоры Катарины, достала ее самое роскошное платье, достала несколько заранее приготовленных простыней…
Она справится.
И вечером помолится за всех и сразу.
За мать, чтобы та выздоровела.
За детей, чтобы младшие с Марией не заболели… пока вроде как они держатся.
И за ньору Катарину, упокой, Господи, ее душу.
* * *
Из окна Мия наблюдала, как дан Джакомо разговаривает с могильщиками. Вот на телегу, крашенную в алый цвет, положили завернутое во все белое тело.
А сколько там еще тел…
А сколько будет?
Дан Джакомо что-то сунул в руку могильщика. Тот кивнул, тоже что-то пообещал… мол, все будет в порядке. И уехал.
А Джакомо остался стоять рядом с воротами. Иларио стоял рядом с ним, молчал…
Потом дан Джакомо насторожился, словно что-то услышал, сделал шаг в направлении соседнего дома.
Иларио что-то сказал ему…
Джакомо отмахнулся – и решительно постучал в ворота. Второй раз, третий… Нет ответа.
Мия смотрела с интересом. Дядя подозвал Иларио, тот что-то сделал с замком, и мужчины вошли в дом. Вышли они буквально через десять минут. И на руках у Джакомо был небольшой сверток… ребенок?
Кажется, да…
Мия только охнула. И помчалась на кухню, мало ли что?
– Ты видела? – Джакомо, который вошел на кухню, застал племянницу у плиты.
– Видела. Что там, дядя?
– Наши соседи. Мы не дружили, но Кати их знала. Они умерли, ребенок пока еще жив…
– Болен? – деловито спросила Мия.
Судя по воплю, который издал голодный малыш, – нет, не болен. Но голоден.
– Я услышал… не знаю. Дурак я, Мия, наверное. Не смог бросить…
Девочка только рукой махнула.
Жиденькую кашку она сейчас сварит, на водичке. Чего уж там, дома, в Феретти, случалось и животных выкармливать. Тех же козлят… на кухне научилась.
– Мы ж не звери какие, дядя.
И Джакомо молча кивнул. Нет, не звери. Те иногда и порядочнее бывают, и не такими жестокими…
Малыш продолжал плакать, и Джакомо неловко покачал его… ее? Мальчик это вообще или девочка? А, какая разница…
