– Бог миловал.
– Позовите их – и уходите.
Мия вскинулась, но сверкать глазами на лекаря было бесполезно.
– Я не позволю вам здесь присутствовать. Или вы слушаетесь – или я ухожу.
– Я…
– Вы меня не поняли?
Девушке оставалось только подчиниться. Лекарь проводил ее грустным взглядом.
Да, никого не красит болезнь. Даже если сама девушка не болеет, она все равно осунулась, похудела, подурнела, светлые волосы стянуты в тугие косы, платье из тех, что попроще, темное, невзрачное, на голове простой платок, так крестьянки носят, завязан так, чтобы косы вперед не лезли.
Но все равно, через пару лет из нее вырастет ослепительная красавица. И с характером, сразу видно.
Мужчины вошли в комнату через пару минут.
– Что надо делать? – коротко спросил дан Джакомо.
– Держать. Это адская боль, не все ее даже выдерживают.
– Может, ей рот завязать? Чтобы дана Мия не слышала? – Иларио посмотрел на лекаря даже как-то вопросительно. Слуге Мия тоже нравилась. Такое редко бывает, чтобы дана – и не боялась ручки запачкать. А эта и ничего…
– Ей бы что-то вроде палки, чтобы язык себе не откусила…
Отломить кусок от черенка метлы, обмотать его тряпкой – это недолго. И вскоре мужчины крепко держали эданну Фьору, которую еще и к кровати привязали.
И не зря.
Стоило лекарю начать раскаленным ножом вскрывать бубон, как эданна заметалась, попыталась заорать… точно бы язык себе откусила, а так только зубы покрошились… не сильно. Ну и палку чуть не перегрызла.
Но крови из бубона вышло мало. И гноя тоже…
Ньор Рефелли покачал головой.
– Не знаю. Что смог, я сделал, остальное в воле Божьей.
Но и так всем было ясно, что прогноз крайне плохой.
Мия не плакала. Сил не осталось. Мама, ну как же так…
* * *
Ночью девочка молилась. Увы, с детства заученные слова не выговаривались. А если и получалось произнести хоть одну молитву до конца, то душу Мия в нее не вкладывала. Не получалось.
Было слишком больно, слишком тошно и страшно.
В колыбельке мирно сопела маленькая Катарина. Она, наевшись жидкой кашки, ни о чем не думала. А вот Мия…
Что с ними будет дальше?
Как жить, если мама умрет?
Страшные это вопросы, не то что для двенадцатилетней девочки – для любого человека. Но…
Мысли текли неровно, сбиваясь то в одну сторону, то в другую, словно одеяло у эданны Фьоры. Мия не заболела.
Она метаморф.
А мама упоминала что-то о крови… а если… если?..
Мия решительно проколола палец заколкой. И мазнула эданну Фьору кровью по языку. Много крови она давать опасалась, а вот пару капель – спокойно. Поможет ли, нет…
Кто ж ее знает?
Авось и не повредит. Мать все равно умирает, тут уже куда хуже-то?
Впрочем, и никаких видимых улучшений не наступало. Так же чадила свечка, так же сопела малышка, так же металась в жару мать. Ничего нового…
Мия сидела рядом.
Часы отзвонили три склянки, когда эданна Фьора вдруг открыла глаза. Ясные, чистые, словно и не было болезни.
– Мия?
– Мама!!! – кинулась к ней дана. – Мамочка!!!
– Я умираю?
Есть пределы даже самой крепкой стали, даже самой нечеловеческой выдержке. Мия разрыдалась, уткнувшись в материнскую руку.
– Мама, мамочка, не надо…
Эданна Фьора прислушалась к себе. С усилием подняла руку, погладила дочь по волосам. Скорее даже, уронила ладонь ей на голову.
– Не надо, дочка. Ты сильнее меня, ты справишься.
Мия хлюпнула носом. Миг слабости прошел, и она пыталась взять себя в руки. Нашла когда выть.
– Мама, я не больна. И с младшими все в порядке. Они сейчас заперты вместе с Марией, но не заболели. Дядя здоров, ньора Катарина умерла.
– Скоро я с ней повидаюсь. И с твоим отцом. – Эданна Фьора улыбалась.
– Мам, – заторопилась Мия. – А если тебе моей крови дать? Вдруг да получится? Я уже несколько капель дала…
– Нет, – ответ эданны был жестким. – Запомни, этого делать нельзя.
– Почему?
– Наша кровь может дать силы. Ненадолго. Но это не панацея. Только люди в это никогда не поверят. Запомни и никогда так не делай. Ты не поможешь, ты только продлишь агонию.
– Да, мама…
– Передай малышам, что я люблю их и благословляю.
– Да. – Мия хлюпала носом, но держалась.
– Не надо плакать. Просто замени им – меня, Мия.
В кресле закряхтела крохотная Катарина.
– Кто это?
– Подобрали, – коротко объяснила Мия.
– Хорошо… пусть хоть кто-то спасется. Отец наш небесный, прими мою душу…
Эданна Фьора медленно прикрыла глаза, вздохнула…
И отошла.
Больно ей не было, страшно тоже. Все же у крови метаморфов есть и свои преимущества.
Мия разрыдалась, уже не сдерживаясь. Она могла быть сколь угодно сильной, умной, решительной, но раньше между ней и этим миром стояла ее мама. А сейчас… сейчас никого…
Пальцы сжались.
Сверкнувшие сталью когти легко прорвали простыню. И Мия окончательно потеряла над собой контроль.
На этом и горели метаморфы.
Сильное нервное потрясение, сильный удар, и…
Дан Джакомо, который тихо вошел в комнату, прислонился к дверному косяку. Ноги не держали.
У него на глазах волосы племянницы меняли цвет, от черного к белому и обратно, изменялись руки, то появлялись когти, то втягивались, то стремительно старели, то опять молодели…
Лица Мии он не видел, и это, пожалуй, к лучшему. Там тоже ничего хорошего не было. Стихийно меняющиеся черты – не самое приятное зрелище.
Кто знает, сколько бы это продолжалось, но заплакала маленькая Кати. И Мия развернулась.
И – увидела.
– Дядя?!
– Да, Мия. – Чего стоило дану Джакомо сохранить спокойный голос, знал только он сам. А так лучше и не думать. – Что с Фьорой?
– Умерла.
– Кати?
– Надо кормить.
– Я сейчас помогу тебе покормить малышку. И с мамой. А потом ты будешь должна мне кое-что объяснить.
– Хорошо, – угрюмо отозвалась Мия.
Она не знала, сколько видел дан, но подозревала, что все. И вряд ли тут удастся отговориться.
