За два дня до ее отъезда дома у Энн-Мари прошла вечеринка в честь трехлетия ее дочери. Мы все пришли к ней. Хезер была в особенно плохом настроении, отказывалась говорить с людьми и позировать для семейных фотографий. Я не понимала почему. Некоторые из матерей, которые были на этой вечеринке, пожаловались Энн-Мари на поведение Хезер, – мол, та неприлично ругается. Энн-Мари рассказала маме и папе об этом, и Хезер решила, что с нее хватит. Она повернулась к Энн-Мари и сказала, что больше никогда с ней больше не заговорит.
Затем, за день до ее отправления в летний лагерь, эта ее работа сорвалась. Я пошла искать Хезер. Она лежала в кровати и была очень расстроена.
– Все будет хорошо, Хезер, – сказала я. – Ты найдешь другую работу.
Она не ответила мне. Не хотела разговаривать. Она прорыдала всю ночь. Она бывала расстроенной, но я никогда не видела ее настолько встревоженной. Я чувствовала себя беспомощной, не в состоянии как-то ей помочь.
На следующее утро она прекратила плакать, просто выглядела подавленно и будто пребывала в своем мире. Я не помню, какими были последние слова, которыми мы обменялись перед тем, как я пошла в школу, и это до сих пор меня очень расстраивает. Я запомнила только, во что она была одета – черные штаны и яркая бело-розовая футболка с надписью «Спайк» поперек. Раньше она надевала эти вещи, чтобы играть в подвижные игры в школе.
Это был дождливый, пасмурный день, в школе мне было сложно сосредоточиться, я как будто чувствовала, что в воздухе витает нечто плохое. Когда Стив и я пришли домой, Хезер в доме и след простыл. Мама вела себя очень тихо, а папа, который должен был работать в это время где-то на стройке, сказал, что ему придется провести день дома из-за сырой погоды.
– Ваша сестра уехала, – просто сказал он нам. Вообще я бы даже сказала, что его это развеселило.
– Куда уехала? – спросили мы.
– На работу в летнем лагере. Ей позвонили и сказали, что снова ждут ее. Вот она и уехала.
– Так это здорово, правда? – сказала я, глядя на маму.
Но она не ответила. Было очевидно, что она не хочет об этом говорить.
Я вошла в комнату, которую делила с Хезер. Стив вошел вместе со мной. Там не было всех ее вещей. Это было поразительно. Я не могла представить, что ей понадобилось взять с собой все свои вещи.
Вскоре после этого в комнату зашел папа и увидел нас.
– Мама расстроена из-за того, что Хезер ушла.
Мы сказали, что так и поняли.
Он стал рассказывать подробнее:
– Понимаете, все было вот как. Эта тетка из летнего лагеря позвонила и сказала, что им снова нужна помощь, и они хотят, чтобы Хезер приступила к работе немедленно. Ну, честно говоря, это было немного неожиданно – ведь мама уже думала, что Хезер остается. Но Хезер обрадовалась. Так что я и мама сказали ей: «Ну что ж, так и быть, удачи тебе там, девочка». И она в спешке собрала свои вещи. Мы дали ей денег, и она уехала. Какая-то девчонка заехала за ней. Она была в красном мини. Не знаю, кто это был. Может, ее подружка или типа того.
Это не звучало, как правда от начала и до конца, но в тот момент ничто из рассказанного папой не позволяло нам сомневаться в том, что, по сути, все так и произошло. Мне было жалко, что я не успела попрощаться с ней, но она была так расстроена, когда работа сорвалась, что я была рада за нее, что все-таки у нее получилось. Так что я поверила и даже не думала, что больше никогда ее не увижу.
Но прошли дни, а мама продолжала вести себя тихо и замкнуто. Она даже почти не разговаривала. Я помню, как поднималась по лестнице и увидела ее плачущей в своей постели. Это было очень необычно. Не думаю, что до этого я видела, как она плачет.
– Что случилось, мам?
– Ничего.
– Это из-за Хезер?
– Не твое собачье дело!
Несмотря на ее гнев, я знала, что так и есть, – она была расстроена из-за Хезер. Мне было ее жаль. Я не знаю, как относиться к этому сейчас, когда я знаю гораздо больше. Была ли это печаль? Было ли это осознание вины? Было ли это все по-настоящему?
В течение следующих недель я ждала, что Хезер напишет мне и расскажет, как у нее дела, но писем не было. Я сказала об этом папе.
– Наверное, она сейчас немного занята, у нее же началась ее первая работа и все такое. Думаю, она скоро напишет.
Затем прошло не так много дней, и однажды вечером, в районе десяти часов, зазвонил телефон. Я взяла трубку. На том конце послышался пьяный женский голос. Я не могла понять, что говорит эта женщина. Это вообще не было похоже на голос Хезер, но прежде чем я поняла это, мама выхватила у меня трубку и начала разговаривать со звонившей.
– Алло. Кто это?.. Хезер… это ты?
Возникла пауза, и затем мама, казалось, разозлилась:
– Не говори так со мной!
После еще одной паузы мама ответила снова в том же духе. Затем она передала трубку папе:
– Ты ей объясни, я не могу.
Папа взял трубку и начал говорить:
– Хезер, ну ладно тебе. Не говори так с мамой. Можно хоть немного уважения? Она же тебя вырастила, разве нет? Она такого не заслуживает.
Так папа говорил еще несколько раз, затем повесил трубку и сказал, что успокоил Хезер.
– Ну, мы хотя бы знаем, что у нее все в порядке, правда?
У меня и Стива не было причин сомневаться в том, что они правда говорили с Хезер – зачем им притворяться?
Через несколько дней телефон зазвонил снова. На этот раз ответил папа. Мы слышали, как он спрашивает Хезер, все ли у нее хорошо, они какое-то время разговаривали, а потом папа дал трубку маме. Они с Хезер поговорили уже более мирно, чем раньше, затем мама положила трубку и сказала нам, что у Хезер все хорошо, и она скоро напишет нам или заедет в гости. Вся эта ситуация тоже выглядела довольно убедительно.
Я продолжала ждать письмо от Хезер, чувствовала, что оно обязательно придет. Я подозревала, что папа может обнаружить письмо первым и избавиться от него, а из-за этого я так и не узнаю, почему же на самом деле она внезапно ушла из дома. Поэтому я высматривала почтальона и пыталась перехватить письмо раньше, чем папа.
Прошли недели и месяцы. Письмо так и не пришло. Начало зреть чувство, что случилось нечто очень плохое, но я не могла выяснить, что именно. Мы со Стивом говорили об этом время от времени и пришли к выводу, что история о том, как Хезер вдруг получила приглашение снова поступить на работу, и ее подвезла подруга, была придуманной. Скорее всего, Хезер повздорила с мамой и папой и поэтому сбежала.
Не говоря им, мы стали искать ее на улицах Глостера. Мы даже обратились в офис Армии спасения – он находился в центре города неподалеку от нашего дома, – написали заявление о том, что она пропала и спросили, не передавал ли кто какие-то вести или сведения о ней. Они проявили к нам сочувствие, но из этого обращения так ничего и не вышло.
