Дальше Грейс прочитала о себе и своей верности слову. Она действительно хранила секрет Анны уже двадцать два года, а на это способны только настоящие подруги.
Грейс ощутила искорку теплоты от давней дружбы, но тут ей на глаза попалась следующая фраза Анны:
«Теперь у нее появилось то, чем меня можно удержать».
Пальцы Грейс забарабанили по листку.
«Грейс злилась, если я начинала дружить с кем-то еще… Выбрав Хизер, я знала – Грейс будет в ярости… Она сделала все, чтобы я больше никуда от нее не делась… Никто не знает Грейс так, как я. Никто не догадывается, на что способна Грейс Гудвин».
Грейс поспешно перевернула страницу и дочитала.
«Что вы имеете в виду?» – задала вопрос Салли.
«Мне кажется, она могла это совершить».
Последняя строчка была трижды обведена красным цветом, а рядом было подписано: «Пробовала расспрашивать дальше, но Анна отказалась говорить. Неужели она считает, что Грейс убила Хизер?!»
Глава 22
Анна
Сев в машину, я набрала сообщение и дождалась звукового сигнала, означавшего, что оно отправилось. «Приезжай на встречу, – написала я Грейс, – через пятнадцать минут на берегу».
Я не уточняла где – Грейс поймет. Добираться до прибрежной дороги мне было минут пять, однако, когда я приблизилась к парковке около паба «Старая Вик», машина Грейс уже стояла там.
В общем, на условленное место я прибыла одновременно с ответной эсэмэской: «Я здесь».
Это, конечно, было совпадение, однако меня встревожила мысль, что Грейс всегда на один шаг впереди.
Холодея от дурного предчувствия, я вылезла из машины: берег пуст, и никто не знает, куда я отправилась. Но я подавила страх.
Грейс, улыбаясь, выбралась из автомобиля и пошла ко мне навстречу, приветственно помахав рукой. Я не ответила, отвернувшись и оглядывая необъятную морскую гладь. Хотя волны сегодня выбивали фонтаны белой пены, вид моря успокаивал.
– Приятно снова тебя видеть, Анна, – произнесла Грейс. – Ты меня очень взволновала своим исчезновением.
Миновало уже два дня со скандального визита Грейс ко мне домой, и последовавшее молчание и это неожиданное радушие были настолько нехарактерны для нее, что я испугалась. Впрочем, Грейс всегда умела сбить меня с толку.
Я подавила невольное желание извиниться, и мы приблизились к стене. В этой части дороги опорная стена низкая, на нее можно присесть. Так мы и сделали, болтая ногами, как в детстве, когда лакомились мягким мороженым, и Грейс, не любившая «Флейк», всегда отдавала мне свою шоколадку.
– Я заявила в полицию о твоем исчезновении, – продолжила Грейс. – Бен тебе сказал?
– Да.
– Вот не догадаешься, кого я встретила в отделении!
Поскольку она загадочно молчала, я вынуждена была спросить:
– Кого же?
– Маркуса Харгривса! Помнишь его?
– Конечно. – Я повернула голову к Грейс. Я никогда не забывала это имя.
– Он тебя тоже помнит. И меня.
Я смотрела на нее в упор, но Грейс, ничего не добавив, сменила тему:
– С этим местом у нас связано столько общих воспоминаний… Помнишь, Анна, как ты хотела, чтобы мы вместе убежали?
Смутно мне что-то такое действительно помнилось.
– Нет, – ответила я.
– А я помню, – засмеялась она. – Ты поссорилась с отцом и прибежала ко мне в слезах, сказала, что уже собрала чемодан и мы идем покупать билеты на автобус до Лондона!
– Сколько нам тогда было?
– Тринадцать лет. Вернее, мне было тринадцать, а до твоего дня рождения оставалась неделя.
– Из-за чего возникла ссора?
– Ты хотела новые кроссовки, отец тебе пообещал, но купил поношенные у какого-то своего знакомого и отдал тебе. Ты разозлилась.
– И все?
– Все, – сияя, ответила Грейс.
– А с какой стати мне понадобилось убегать из дома?
– Не знаю, Анна. Видимо, кроссовки были только поводом. Когда я нашла тебя здесь, ты была твердо убеждена, что отец о тебе не заботится.
Я отвернулась к морю – от слез защипало глаза. Меня охватило желание сказать Грейс, что я скучаю по отцу. И не сомневаюсь, что он всегда обо мне заботился. И что мысль сбежать от папы из-за кроссовок вызывает у меня жгучий стыд.
– Я знаю, ты по нему тоскуешь, – произнесла Грейс, будто прочитав мои мысли. Я чувствовала на себе ее взгляд, ее рука была очень близко от моей. В любой момент я рисковала ощутить ее прикосновение, однако не отодвинулась. Как легко было бы восстановить отношения, казавшиеся когда-то нормальными! Неужели в глубине души я хочу этого? Эта мысль пугала меня.
– Но у нас же были и счастливые времена, правда? – продолжила Грейс. Ее пальцы были совсем близко, я почти чувствовала, как они касаются моей кожи. Мы часто переплетали пальцы, идя по дороге, и, даже будучи подростками, нередко держались за руки.
– Помнишь, как твой папа взял нас копать морских черенков
[2], и ты закричала от страха, когда один вылез из песка?
Я невольно улыбнулась.
– Или как я чуть не утонула, потому что покрышка, на которой он отправил нас поплавать, перевернулась, и я не сумела на нее забраться?
– Да. Папа отказался покупать надувную лодку, сказал, и так сойдет, – вспомнила я. – Он тогда бросился в море одетый, тебя спасать…
Грейс засмеялась, и на мгновение мне показалось – вот так все и должно быть: воспоминания о прошлом, беседы о моем отце. Мы редко о нем говорили. Обычно Грейс старалась его уколоть, унизить, хотя не могла не замечать, что он только обо мне и думал…
Я отвернулась к морю.
– Зачем ты вернулась в Клируотер? – спросила я. Не дождавшись ответа, добавила: – Грэм сказал, из-за меня. Вроде я умоляла тебя сюда приехать? – Я снова повернула голову к Грейс. Она, прищурившись, ответила:
– Когда я уехала, мне показалось, будто меня лишили чего-то важного. Тебя больше не было в моей жизни. А ты разве так себя не чувствовала?
Я хотела возразить, но это было бы неправдой: прежде я действительно ощущала нечто подобное. Несколько лет мечтала, чтобы Грейс вернулась, и лишь позднее поняла, что, если тебе чего-то недостает, это не означает, что с ним тебе было бы лучше.
– В тот день, когда ты увидела меня у себя на пороге… – произнесла Грейс. – Скажи честно, что ты тогда почувствовала?
Я снова вспомнила о том дне. Вероятно, Грейс обратила внимание на мою радость, когда я забыла обо всем на свете от удивления. Но я же все утро разбиралась в осиротевшем папином доме, и мне отчаянно хотелось поделиться с кем-то, кто знал моего отца!
