– Доказательств пока нет, – слегка усмиряю его запал. – Это можно выкрутить, как инициативу Кола. Еще и обвинить одного из Вейландов... Дескать, подставляют бедных ханарцев, втягивая в свои внутренние распри. Но постараться найти весомые улики, безусловно, стоит. Тогда и… – внезапно слова застревают в горле.
Осекаюсь, не в силах поверить в то, что вижу перед глазами. В пустом углу зала, то бишь, минуту назад пустом, стоит моя жена, замотанная в пушистое банное полотенце. Еще такое же скрученное тюрбаном на голове. Обнаженные плечи покрывает пушистая пена. Глаза смотрят испуганно и беззащитно. А губы дрожат, едва сдерживая слезы.
Сглатываю колючий комок. Опять перемещение? Кербер побери, об этой особенности своей избранницы я не упоминал...
Внутри словно что-то разбивается. И я понимаю, что это мое каменное сердце. Забываю обо всем. О Маркусе, который пока не видит Ану, но с удивлением смотрит на меня, не понимая, отчего такая реакция. О предательстве Занака. О Роверте Ханарском…
Срываюсь с места, в два шага подлетаю к жене, снимая с себя камзол. Заворачиваю ее, дрожащую от холода и страха, подхватываю на руки. Босые ноги бледные, ледяные, словно она побывала в северных землях грифонов…
– Ана… Девочка моя. Опять?
Она глотает так и невыплаканные слезы, икает и нерешительно кивает, пряча лицо у меня на груди. Я чувствую, как дрожит маленькое хрупкое тело.
Позади слышится смущенное покашливание. Поворачиваюсь к брату, продолжая держать жену на руках.
– Извини Маркус. У меня дела, – крепко прижимаю Ану к себе, стараюсь расположить ее так, чтоб обнаженные бедра были как можно лучше прикрыты полами камзола.
– Я так понимаю, разговор еще не закончен? Мне тебя подождать?
Брат как всегда старается не лезть в личные дела, хотя я вижу, насколько он ошеломлен происходящим. Похоже, объясниться с ним все же придется.
Выхожу из зала совещаний. Дорога к жилому крылу должна занять порядочно. Хорошо, что персонал в замке вышколен и не будет демонстрировать удивление. Мне-то все равно, что подумают слуги. А вот Ана явно стесняется
– Извини, – слышу ее тихий голосок.
– За что? – удивленно смотрю на смущенную девушку.
– Я прервала какой-то важный разговор. Помешала вам с братом.
Забавный тюрбан кренится набок и грозится вот-вот упасть. Она ловко подхватывает его и водворяет на место.
Хмыкаю.
– Ана, это не твоя вина. Ты ведь не нарочно?
Щеки жены моментально наливаются румянцем. Она взволнованно закусывает губу.
– Или нарочно? – ее реакция сеет зерна сомнений в моей душе.
– Я… нет… не совсем, – лепечет смущенно. Опускает глаза. Тонкие пальчики принимаются теребить серебряную пуговицу на моей рубашке.
– Не совсем?
– Я просто думала… – тихо говорит. – Думала о тебе… Вспоминала…
Голос становится совсем уж приглушенным. Я скорее угадываю слова, чем их слышу.
– В ванной вспоминала. Нашу ночь.
Даже не замечаю, как губы расплываются в довольной улыбке.
– Ты думала обо мне? – в моем голосе появляется хрипотца. – О чем же именно ты думала?
Лицо девушки полностью заливает краска.
– О том как я тебя гладил… целовал? Или о чем-то более… более откровенном?
Мне нравится ее дразнить. Нравится видеть, как она смущается. И, кербер побери, нравится знать, что она обо мне мечтает.
Она молча кивает, так и не осмелившись посмотреть мне в глаза. И облегченно вздыхает, когда перед нами появляется дверь наших покоев.
Захожу в спальню и сразу же направляюсь к камину. Только там опускаю ее на пол. Стараюсь, чтоб босые ступни точно попали на теплую пушистую шкуру. Запускаю легонький импульс в почти потухший очаг. Огонь тут же вспыхивает ярче.
Ана все еще дрожит, как осиновый лист. А служанка куда-то подевалась. Я приказал прислать Улу, которая прислуживала ей, пока не прибыл оставшийся в Корбэтте кортеж. Но девчонки в комнате нет. Торопливо снимаю с плеч Аны свой камзол, разматываю полотенце и принимаюсь растирать ледяную кожу до красноты. Она попискивает, но не противится. Догадываюсь, что сейчас ей не слишком приятно, но это лучшее, что может разогреть заледеневшую кожу и запустить кровоток. Успокаиваюсь, когда ее тело становится розовым.
Затем подхватываю с кровати теплое покрывало и заворачиваю ее с ног до головы. Подтягиваю кресло к камину, устраиваю ее в ном, тщательно обернув краем покрывала замерзшие ноги. А когда уже полностью согретую жену чмокаю в покрасневший нос, в комнату вбегает Ула.
– Где ты была? – рыкаю на служанку.
Она спотыкается и испуганно икает.
– Ваше величество! – книксен выходит кривоватым. – Я… я искала… искала.
Глаза девчонки широко распахиваются от страха, кажется, что они вот-вот вылезут с орбит.
– Сил, – подает голос Ана. – Не кричи, не нужно. Маленькая ладошка выпутывается из кокона одеял и ложится мне на предплечье. – Ула не виновата. Она ведь не знала, что я исчезну. И куда именно. Это лишь моя вина. Уверена, она сделала все возможное, чтобы меня найти...
Чувствую, как гнев понемногу остывает, а сердце смягчается. Я смотрю в ее ясные чистые глаза, уже порозовевшие от жара огня губы, и внутри что-то переворачивается. Сейчас я готов ей дать все, что она попросит, подарить небо и землю, весь мир положить к ее ногам. И сила этого чувства пугает ни на шутку.
Приседаю, беру в свои ладони ее потеплевшие пальчики, целую каждый. И только потом поворачиваюсь к замершей в испуге служанке.
– Ула, позаботься, как следует о госпоже. Принеси горячего чая, ей необходимо согреться. И попроси у Немосуса укрепляющую настойку. Боюсь, что после таких путешествий, ее величество может слечь с простудой.
Стою, прикидывая, чем еще помочь. Пытаюсь отогнать от себя пугающие мысли о том, что бы было, переместись она не в зал совещаний, а в куда боле холодное и опасное место.
– Иди уже к брату, – мягко улыбается Ана. – Ула со всем справится.
Поворачиваюсь к жене, целую в лоб.
