— Детка, твое личико становится все более популярным, — довольный Леруа гладит меня по щеке.
За несколько месяцев работы с Антуаном я узнала, что он гей. Ему нет совершенно никакого дела ни до моих ног, ни до моей задницы, ни до моих сисек. Он не пристает ни к одной модели. Мы для него лишь товар, который он мечтает подороже продать.
Но в моей памяти еще свежи слова Антуана, сказанные на кастинге в его агентство: «Покажи мне такой секс, чтобы я неделю никого, кроме тебя, не хотел».
Очень странное заявление для гея.
Меня начинают обсуждать в интернете. И здесь люди уже не такие тактичные, как в моем Инстаграме.
«У нее искусственная грудь!»
«Она шлюха!»
«Фу, она страшная»
«Она накачала губы ботоксом, я знаю!»
«Эта уродина из каждого утюга, уже тошнит от ее обезьяньей морды»
Это лишь малая доля того, что пишут про меня на различных форумах.
— Не важно, что о тебе говорят. Важен сам факт — о тебе говорят! — хвалит меня Антуан.
Я перестаю сидеть в интернете. Я уже даже не читаю комментарии, которые пишут под моими фотографиями в инстаграме, потому что теперь и там хейт. Несколько раз я порываюсь закрыть свою страницу или хотя бы отменить возможность комментировать, но в итоге пересиливаю себя и оставляю все, как есть.
Но общественное внимание давит. Зависть других моделей давит. Я знаю, что они обсуждают меня за спиной: поливают грязью в гримерках, на кастингах. Все это угнетает. Бабушка с дедушкой поддерживают меня, как могут. Родители зовут назад домой. Когда мне становится совсем тяжело, приезжает мама.
— Натали, весь Париж увешан тобой! — восклицает сразу, как переступает порог квартиры.
— Да… Я теперь не могу спокойно выйти на улицу.
Сегодня у меня выходной. Антуан сам отпустил меня во внеплановый отгул, заметив, что я перестала справляться с нагрузкой и общественным вниманием. Мама крепко меня обнимает, и мне так хочется снова стать маленькой девочкой в ее руках, так хочется, чтобы ее теплые объятия закрыли меня от всего зла в этом мире.
Глава 45. Звездочка
НАТАША
Я провожу с мамой весь свой выходной. Лежу головой на ее коленях, а она, как в детстве, перебирает пальцами мои волосы.
— Натали, милая моя, поехали домой.
— Я не могу.
— Тебе точно это все нравится?
— Это единственное, что у меня получается. Хотя съемки очень изнуряют. Они могут длиться десять часов подряд почти без перерыва.
— Ты выглядишь очень несчастной, моя милая. Поехали домой? — повторяет свою просьбу.
Шумно выпускаю из легких воздух.
— Нет, мам, я не поеду, — задумчиво отвечаю. — Мне нравится камера, мне нравится подиум. Но мне не нравятся люди вокруг. Мама, почему люди такие злые? — я чувствую, как начинает щипать в глазах, а в горле тяжелеет ком.
— Потому что все люди — сволочи.
— Я теперь перед тем, как обуться, всегда проверяю нет ли в туфлях булавки. Мне один раз подсунули ее перед кастингом для участия в показе. Я поранила ногу, и пришлось пропустить пробы.
Мамины глаза округляются в ужасе.
— Боже, Натали, а нашли, кто это сделал? Ты пожаловалась?
— Пожаловалась, но не нашли. А директор модельного агентства обвинил во всем меня: сказал, я сама виновата, если не проверяю одежду и обувь перед тем, как надеть.
— Надо написать заявление в полицию!
— Уже поздно, это было месяц назад. И сейчас с ногой все хорошо.
Мама сильно расстраивается, и я решаю больше не пугать ее историями из своих будней, которые уже стали для меня обычным делом. Мне не только засовывали булавки в туфли. Однажды на фотосессии мне насыпали в одежду стекловату. Я разодрала все тело, но продолжила «нести месседж» на камеру. Боялась, что Леруа сильно меня накажет, если я прерву важную съемку из-за такого незначительного факта, как стекловата в платье. Сама ведь виновата, что не проверила его перед тем, как надеть.
— Расскажи мне, как дела дома? — решаю перевести разговор в другое русло.
— Дома все хорошо. Тебя очень не хватает. Мы с папой сильно скучаем. Я бы переехала в Париж к тебе, мне ведь все равно, где книги писать, но папа не может бросить банк.
— И я тоже очень по вам скучаю… — слеза все-таки срывается с ресниц и скатывается по щеке. Шмыгнув носом, быстро смахиваю ее. — Вы не помирились с Самойловыми? — вопрос вырывается сам собой.
— Нет.
— Почему?
Мама пожимает плечами.
— Не знаю. Они не звонят нам. Мы не звоним им. — Мама мягко гладит меня по щеке. — Алексей приезжал на весенние каникулы, видела его в Золотом ручье.
Услышав это имя, я задерживаю дыхание. Новая насыщенная жизнь отвлекает от мыслей о нем, но все равно нет такого дня, чтобы я не подумала о Леше и не перенеслась мыслями на яхту.
— Как он? — выдавливаю из себя.
— Сказал, что нормально. Спрашивал про тебя.
— Что спрашивал?
— Как твои дела. Я сказала, что ты уехала в Париж и работаешь моделью.
— А он что?
— Удивился.
Я сглатываю тяжелый ком и отвожу мокрые глаза от маминого лица к стене. Родительница продолжает аккуратно гладить меня по волосам.
— Не жалеешь, что вот так рассталась с ним?
— Он меня бросил.
— Ты не захотела к нему выйти, — напоминает.
— Я потом написала ему, хотела помириться. Мы встретились, и он сказал, что уезжает в Америку. Он оставил меня.
Я возвращаюсь мыслями в холодный августовский день, и слезы снова бегут по лицу.
— Ты не рассказывала об этом, — мама сама аккуратно вытирает ладонью мои щеки.
— Я в тот день хотела умереть.
— Не говори так!
— Я смотрела, как он уходит, и думала, что не хочу без него жить, — всхлипываю. — Мама, он бросил меня и уехал. Он оставил меня одну, а мне так тяжело, мама.
Я захожусь в сильном плаче. Родительница приподнимает меня и облокачивает к себе на грудь, пытаясь успокоить. А через минуту моя кофта на плече мокнет от ее слез.
На следующий день я бескомпромиссно заявляю Антуану, что беру еще один внеплановый выходной. Скрипя душой, он соглашается. Я провожу весь этот день от начала и до конца с мамой. Не снимаю с себя пижаму, не расчесываю волосы и не выхожу даже на балкон. Утром мы печем вместе печенье, потом, лежа в обнимку, смотрим комедию, вечером играем в монополию.
Но наступает новый день, и я отправляюсь на работу, а мама улетает домой. Не успеваю переступить порог агентства, как меня тут же хватает за локоть Антуан.
