– Таким образом, в применении принудительных мер медицинского характера он не нуждается. – Очаков дочитал заключение до конца и добавил: – Заключение сделано двадцать пятого октября одна тысяча девятьсот девяностого года, председатель комиссии доктор медицинских наук, профессор…
Чикатило резко встал в клетке и заорал, выпучив глаза:
– Ангел сказал… Я дурак! Я ненормальный!
В зале опять поднялся шум. Чикатило в клетке уже бился в падучей, орал, брызгая слюной, раздирал ногтями лицо.
– Я ненормальный! Я дурак! Так ангел сказал!
Очаков растерянно смотрел на Чикатило, затем перевел взгляд на судью. Судья сделал успокаивающий жест, сказал громко, перекрывая шум и крики:
– В заседании объявляется перерыв. – И кивнул секретарю: – Вызовите подсудимому врача!
Часть III
1992 год
Чикатило сидел на нарах в своей камере и задумчиво смотрел на зарешеченную лампочку, словно снова увидел там петлю. За дверью, где-то вдалеке, раздался лязг железа, шаги. Они приближались.
Чикатило перевел взгляд на дверь, скривил лицо в наигранном безумии. В двери открылось окошечко. Чикатило подскочил к нему. Невидимый охранник выставил миску с баландой. Чикатило сменил оскал безумца на блаженную улыбку, взял миску, заглянул в окошечко, просюсюкал:
– Спасибо, ангел.
– Все под дурика косишь? – усмехнулся оттуда охранник. – Зря стараешься, тварь. Не поверят.
– Спасибо, ангел, – продолжая улыбаться, повторил Чикатило.
Окошко закрылось. Чикатило вернулся на нары. Он снова выглядел абсолютно вменяемым и, задумавшись, принялся за еду.
Суд продолжился на следующий день. Чикатило завели в зал практически одновременно с привычной уже для всех фразой:
– Встать, суд идет!
Судьи заняли свои места, люди в зале сели. Стоять остался один Чикатило.
– Подсудимый, сядьте, – окликнул его судья.
– Я хочу сделать заявление, – сказал Чикатило.
– Подсудимый… – начал было судья, но Чикатило его не слушал.
– Я отказываюсь от признательных показаний, – заговорил он, стараясь произносить слова как можно более четко. – Я никого не убивал. Все, что я рассказывал на допросах, – неправда.
По рядам пробежал шум, люди завертели головами, переглядываясь в недоумении. Судья постучал ладонью по столу, призывая к тишине.
– Меня подговорили агенты КГБ, – продолжал Чикатило.
– Протестую, товарищ судья! – прогудел прокурор. – Есть видеозаписи показаний, на которых ясно видно, что гражданин Чикатило свидетельствует против себя по доброй воле, без принуждения.
– Это агенты КГБ меня подговорили! – закричал Чикатило. – Они держали меня на наркотиках. Подкладывали мне в карманы бумажки и схемы, чтобы я не запутался, когда буду себя оговаривать.
Шум в зале нарастал. Судьи совещались вполголоса, даже охранники выглядели растерянно. И никто не обратил внимания на парня в последнем ряду. Это был худощавый, светловолосый молодой человек с коротко подстриженными усами. В отличие от других, он не кричал, не возмущался, а только сжимал кулаки, внимательно глядя на Чикатило.
– Я никого не убивал! – орал тот, входя в раж. – Я больной человек. Меня заставили себя оговорить! Это все неправда!
* * *
Группа прибыла в пригород Ростова на осмотр места преступления спустя час после звонка с автостанции – именно туда прибежал напуганный пенсионер с собакой, которая притащила ему из кустов окровавленную детскую рубашку.
Эксперты работали с телом, делали фотографии, брали образцы, осматривали окрестности. Чуть в стороне стояли Липягин, Горюнов и Витвицкий. Липягин курил, хмурился, дергал уголком рта.
– Ну что, коллеги, какие будут соображения? – мрачно спросил Горюнов.
– Да какие тут соображения… – Липягин затянулся, выпустил дым. – Все ж ясно как божий день. Тот же почерк. – Майор отшвырнул окурок, сердито посмотрел на Витвицкого. – Если только вон капитану опять что-нибудь не пригрезится.
– Капитану не грезится, – голосом профессионального зануды сказал Витвицкий. – Я опираюсь на факты.
Липягин не ответил, только махнул рукой. Горюнов с интересом посмотрел на Витвицкого.
– Что вы на меня так смотрите, Олег Николаевич? Я считаю, что в отличие от батайских убийств это – наше, – сказал Витвицкий. – И для подобных утверждений у меня есть все основания.
– Ух ты! Считает он. Счетовод… – пробормотал Липягин.
Витвицкий услышал, вскипел, готовый ответить, но не успел – вмешался Горюнов.
– Да хватит вам. Успокойтесь оба. Без ваших истерик голова кругом.
Липягин полез за новой сигаретой, спросил у Горюнова, меняя тему:
– Олег, а что московское руководство не с нами?
– Московское руководство в поля не ездит, оно ждет подробного отчета, выводов и предложений, – зло усмехнувшись, ответил тот. – Дай сигаретку.
* * *
Брагин стоял у окна и смотрел вдаль с видом заправского рулевого. Вот только дело не выруливалось.
– У мальчика выколоты глаза, множественные ножевые ранения груди и брюшной полости, отрезан член, также имеются следы сексуального насилия, – бубнил за спиной Горюнов. – По характеру повреждений можно уверенно говорить о том, что это наш убийца. Жертва пока не опознана.
Майор замолчал, посмотрел на начальство. Сидящие за столом Липягин, Витвицкий и устроившийся в стороне от них Ковалев тоже глядели на Брагина. Тот все стоял у окна, словно бронзовая статуя.
Горюнов прокашлялся, пытаясь привлечь внимание. Ковалев, глядя на это, криво ухмыльнулся.
– Плохо, товарищи офицеры, – снизошел до ответа Брагин, так и не удосужившись повернуться.
– Да уж чего хорошего, – усмехнулся Липягин.
Почуяв насмешку, полковник обернулся и испепеляюще поглядел на майора.
– Я не давал вам слова, товарищ майор, – процедил он сквозь зубы. – Если есть что сказать по существу дела, обращайтесь по форме, как положено. В обратном случае молчите. Предупреждаю последний раз. В следующий – получите взыскание.
Брагин отлепился наконец от окна, прошел к столу, уселся в кресло и обвел сотрудников тяжелым взглядом.
– У вас количество убийств растет как снежный ком, а вы ничего не делаете. Баклуши бьете! В то время как в стране объявлена перестройка.
Тяжелый взгляд Брагина снова прошел по лицам сотрудников, будто полковник выбирал жертву, и остановился на недовольно поджавшем губы Витвицком:
– Вот вы, товарищ капитан, знаете, что такое перестройка? – пророкотал полковник, определившись, на ком сорвать зло.
