Надо было мчаться как можно быстрее, только выбежать отсюда, только добежать до места, где есть люди, хоть какие-то: плохие, хорошие, равнодушные, готовые помочь – не важно. Главное, чтобы был кто-то, кто увидит озверевшего мужчину, вспугнет его. Не станет же он бросаться на нее при свидетелях. Но гаражи всё не кончались, окружая ее железным лабиринтом.
Дыхание перехватило, девушка всхлипнула. В груди яростно стучало сердце. Сзади бухали тяжелые шаги преследователя. А впереди, между гаражными боксами, она вдруг увидела темнеющий провал.
Никогда в жизни девушка не испытывала такого облегчения. Она кинулась в спасительный провал между коробками гаражей, на мгновение ощутив прилив радостной надежды. Но только на мгновенье. Уже в следующую секунду она поняла свою ошибку. За боксами тянулся бетонный забор, бежать было некуда.
Девушка обернулась. Светлый проем за спиной закрыла темная тень преследователя.
Черемушкин отрезал пути к отступлению и смотрел на нее с улыбкой.
– Не надо… – пролепетала она едва слышно. – Пожалуйста… Не надо… Я кричать буду…
От этой наивной угрозы улыбка на лице Черемушкина стала шире. Он шагнул в провал.
В следующее мгновение раздался полный боли и ужаса пронзительный девичий крик, но его никто не услышал.
* * *
Красивые девушки в батайском РОВД появлялись нечасто. Поэтому, когда на пороге отделения возникла Ирина Овсянникова, старший лейтенант Вася Куликов, что называется, поплыл. А так как мужественным лицом и стройной фигурой Вася не отличался – в школьные годы его даже дразнили жиртрестом, – произвести впечатление на заезжую красавицу-милиционершу он решил живостью ума и джентльменскими манерами.
Дверь в кабинет Вася распахнул едва ли не театральным жестом, ростовскую гостью галантно пропустил вперед.
– Прошу вас, Ирина Алексеевна, – произнес он мягко, как не говорил, наверное, никогда и ни с кем.
Овсянникова вошла в кабинет. Огляделась. Толстый старлей трогательно суетился вокруг нее, как суетятся невзрачные мужчины вокруг шикарных женщин, робко надеясь на что-то и не понимая, что им изначально ничего не светит.
– Всегда рады ростовским коллегам, так сказать. У нас здесь не такая насыщенная жизнь, как у вас, но тоже всякое случается. – Куликов закрыл дверь, прошел к столу и выдвинул стул. – Присаживайтесь, пожалуйста.
– Спасибо, – вежливо улыбнулась Ирина.
Старлей обошел стол кругом, сел напротив, не переставая улыбаться.
– Так чем мы вам можем помочь, Ирина Алексеевна?
Овсянникова не стала тянуть кота за хвост – ни времени, ни желания на заигрывания с местными у нее не было, достала картонную папку, развернула.
Куликов с любопытством подался вперед, но ничего интересного не обнаружил. В папке лежало несколько листов с рисунками украшений. Овсянникова подвинула папку.
– Вот.
– Что это? – без особой радости поинтересовался Куликов, разглядывая рисунок сережек, тех самых, что Черемушкин снял с трупа и подарил своей подруге.
– Убийства Астафьевой и Брунько. Рисунки сделаны по описаниям родственников. Эти украшения принадлежали убитым девушкам, были сняты с трупов. Их необходимо найти.
Старший лейтенант Куликов посмотрел на Овсянникову теперь безо всякого обожания и даже с легким разочарованием.
– У нас, конечно, не такая насыщенная жизнь, как в Ростове, но мы тут тоже не бездельничаем, – сдержанно проговорил он. – Нам есть чем заняться, кроме как иголку в стогу сена искать.
– Я к вам не с ерундой приехала, – сухо ответила Ирина. – Поимка Ростовского потрошителя – дело всесоюзного значения.
Про дело всесоюзного значения Вася Куликов знал не понаслышке, и лезть в это дело ему не хотелось совершенно, какая бы красотка его об этом ни попросила. Даже если бы к ним в отделение пришла сама Брижит Бардо или Орнелла Мути, он постарался бы уклониться.
– А мы здесь при чем? – поинтересовался Куликов. – Дела Астафьевой и Брунько мы передали в Ростов в полном объеме. Ваш потрошитель, вы им и занимайтесь.
– По нашим данным, драгоценности, снятые с жертв, с большой долей вероятности не покидали пределов Батайска, – деловито отозвалась Овсянникова.
– Ерунду вы говорите, товарищ старший лейтенант. С чего вдруг ваш потрошитель не взял побрякушки с собой, если он снял их с трупов?
– Есть рабочая версия, что убийства в Батайске не связаны с нашим убийцей. В пользу этой версии работают многочисленные улики.
С каждым словом красивая девушка Ирина Алексеевна Овсянникова теряла в глазах толстого старлея Васи свою привлекательность.
– Хотите сказать, что ваш всесоюзный маньяк родом из Батайска? – сдерживая подступающее раздражение, поинтересовался Куликов. – Нет, Ирина Алексеевна, он у нас проездом.
Ответить коллеге Ирина не успела. Приоткрылась дверь, и в проеме появилась белобрысая физиономия:
– Вася, у нас жмурик, – обратился белобрысый к зависшему Куликову. – Что смотришь? Деваха, в лоскуты порезанная в лесополосе, подробнее не знаю. Погнали.
– Видите, я же говорил – мы здесь без дела не сидим, – повернулся старлей к Овсянниковой. – Я могу для вас сделать еще что-то?
– Да, – Ирина решительно поднялась со стула. – Я поеду с вами.
* * *
В кабинете начальника Ростовского УВД не было посторонних из столицы, так что и Ковалев, и Липягин могли позволить себе расслабиться. Ковалев прикрыл дверь. Липягин, наплевав на субординацию, плюхнулся в кресло:
– Лихо ты их лбами столкнул, Семеныч.
– Я же говорю, – усаживаясь за стол, произнес полковник, – постоим в стороне, посмотрим, что будет. Они сами друг другу глотки перегрызут.
– А мы? – полюбопытствовал Липягин.
– Мы, Эдик, будем дальше свое дело делать. Москва спросит: «Что у вас происходит?» А у нас все в порядке – работаем. А что у московских – не наша забота. И пусть там, – Ковалев указал глазами в потолок, – сами со своими долбоебами разбираются.
– Жалко, что ты раньше до этого не додумался, – сетовал майор. – С Кесаевым.
– С Кесаевым это не проканало бы, – посерьезнел полковник. – Ладно, давай работать. Что там с нашим потрошителем, если без болтовни?
* * *
Потрошитель в это время сидел на табуретке у себя дома на кухоньке и самозабвенно точил нож до бритвенной остроты. Посмотрев на лезвие и попробовав его пальцем, Чикатило остался доволен. Положив нож рядом с раковиной на кухонный стол, где аккуратно, один к одному, лежали с десяток таких же уже наточенных ножей, он повернулся к еще не точенным, взял один и, улыбнувшись ему, словно старому знакомому, продолжил свое занятие.
Впрочем, закончить начатое он не успел: в прихожей послышался звук отпираемой входной двери. Чикатило замер, будто застигнутый на месте преступления. В коридоре тихонько хлопнула дверь, а следом раздался голос Фаины:
