– Не надо спичек. Я готов, – твердо сказал Витвицкий.
– А я подстрахую. – Горюнов хлопнул Липягина по плечу. – Занимайся свидетелями.
Горюнов докурил и ушел, а Витвицкий все мялся, посматривая то в сторону, то на Липягина, и, наконец, спросил:
– Извините, товарищ майор… А у вас нет информации о старшем лейтенанте…
– Об Ирке? – понимающе кивнул Липягин. – Извини и ты, капитан, – нет. Уволилась. Уехала. Но комната за нею осталась, и ключи она не сдавала, имей в виду.
* * *
Фаину Чикатило Витвицкий и Горюнов допрашивали в небольшом кабинете на первом этаже.
– Скажите, неужели у вас ни разу не возникло подозрений в отношении вашего мужа? – спросил Горюнов.
– Нет, – опустив глаза, ответила Фаина.
– Но вы же жили с ним, извините, спали вместе. Его отклонения в сексуальном плане должны были быть заметны… – подал голос Витвицкий.
Фаина неожиданно вскинула голову, сказала с болью:
– Да он же совсем слабый в этом самом плане, понимаете?! Он не мог ничего! Ну редко совсем. У нас было-то за все годы… Последние шесть-семь лет, когда я предлагала ему побыть со мной, он отказывался… Злился, говорил: «Бездельница, зажирела. Тебе что, жеребца подать?»
– Таким образом, вы утверждаете, что последние шесть-семь лет вы с ним почти в половой близости не были? – уточнил Горюнов, делая пометки.
Фаина опустила голову, молча кивнула.
– Ну хорошо… А другие люди? Кто-то, может быть, сообщал вам сведения о нем? Что он совершает какие-то недопустимые действия?
– Мой брат говорил, что Андрей состоял в интимных отношениях с его женой, но я не поверила. Позже жена брата рассказывала мне сама, что вступала с ним в половую связь после развода с братом, – Фаина тщательно подбирала слова. – Она сказала… Сказала, что… Половой акт у них прошел быстро… Не знаю, может быть, это неправда все… – Она вдруг заторопилась, зачастила. – Мне говорили, что Андрей… Что он в Шахтах, когда мы жили, к соседским детям приставал! А я не верила, смеялась… – Вдруг Фаина закричала, взмахнув рукой. – Дура! Я думала, что у него половое бессилие и что он не мог… Господи!
Фаина закрыла лицо ладонями, зарыдала.
– Воды! – приказал Горюнов.
Витвицкий встал, налил из графина в стакан воду, подал Фаине.
– Выпейте, пожалуйста.
– Как жить теперь?! А?! Как на людей смотреть?! – рыдала Фаина.
Трясущейся рукой она взяла стакан, жадно выпила, немного успокоилась, вытерла слезы, размазав тушь по лицу, и заговорила уже почти спокойно:
– Что вы еще хотите знать?
– Извините, а вы никогда не замечали странностей во внешнем виде, может быть, он вещи чужие приносил? – спросил Витвицкий.
– Нет, не приносил. Никогда. – Голос Фаины звучал теперь глухо и даже равнодушно. – На его одежде я несколько раз замечала кровь, но муж объяснял это тем, что он во время погрузки поцарапался или порезался. У меня это сомнений не вызывало, так как снабженцу часто приходится работать как грузчику. Вещи его с пятнами крови и грязи я стирала…
– Он часто отлучался?
– Да, но он объяснял это работой, командировками, тем, что приходится задерживаться из-за получения товаров. Я ему верила… Не верить ему у меня оснований не было… – Фаина смотрела в окно, чуть покачивалась, говорила монотонно, как робот: видимо, у нее произошло эмоциональное выгорание. – Деньги он всегда приносил домой… На командировочные даже покупал продукты, экономил и покупал. Ограничивал себя в еде и одежде…
– То есть никаких странностей… – начал Витвицкий.
Фаина перебила его:
– Он был обычным мужем. Не пил, не курил, со мной всегда был вежливый… Никогда не могла себе представить, что муж способен совершать такие преступления: он был тихоня и не мог вообще никого обидеть…
Неожиданно она закашлялась, Витвицкий снова налил ей воды. Фаина посмотрела на Витвицкого, игнорируя стакан. Пятна от туши вокруг глаз делали ее похожей на тяжелобольного человека.
– Я ведь, наверное, могла бы предотвратить совершенные им преступления… Могла бы, например, заставить его уйти со снабженческой работы и устроиться на такую работу, чтобы он был на виду…
Фаина умолкла, отвернулась, застыла. Витвицкий и Горюнов тоже молчали, не глядя друг на друга.
* * *
По лесополосе полз густой туман, деревья тонули в нем, вырисовываясь черными силуэтами. Машины, оставшиеся за деревьями у станции, не угадывались вовсе. От мрачного пейзажа веяло сказками братьев Гримм.
Звуки в тумане тоже искажались. Жутковато чавкали по сырой траве конвойные, шаркал Чикатило. Его вели сквозь туман пристегнутого наручниками с двух сторон к конвоирам. Следом молча шли эксперты с фотоаппаратом и камерой, Ковалев, Липягин, оперативники.
Наконец процессия остановилась. Майор выудил сигарету и протянул пачку начальству. Ковалев не стал отказываться. Оба закурили.
– Дима, ты снимаешь? – нарушил тишину Липягин, обращаясь к эксперту с камерой.
– Да, – кивнул тот. – Пошла запись.
– Подследственный, вы готовы показать, где было совершено убийство несовершеннолетнего Годовикова? – обратился майор к Чикатило.
– Готов, – тихо отозвался тот.
– Не слышно! Громче! – пророкотал Липягин.
– Да, готов, – чуть громче повторил Чикатило. – Мы шли вот оттуда…
Он дернул рукой, но наручник, что приковывал его к конвоиру, помешал широкому жесту.
– Отцепите его, – распорядился майор.
Конвоир молча достал ключи, отстегнул наручники. Чикатило принялся растирать запястья.
– Спасибо. Да, мы шли вот оттуда… – указал он в сторону станции. – По тропинке… Вот сюда…
Он сделал несколько шагов в сторону, остановился и обернулся.
– И вот тут я его схватил…
– Стоп! – оборвал признание Липягин и повернулся к оперативнику. – Саня, манекен давай!
Оперативник шагнул к Чикатило, положил перед ним на землю манекен-куклу.
– Подозреваемый, покажите на манекене, как вы схватили потерпевшего, – сказал Липягин.
Чикатило поглядел на манекен. Тот лежал перед ним с нелепо торчащими в стороны руками, совсем не похожий на живого человека. Чикатило неловко поднял куклу, повернул в руках, пытаясь как-то приспособиться.
– Вот так я его схватил… – показал он. – Удочка мешала, и я ее сломал. Начал прижимать мальчика к себе… Повалил на землю…
– Дима, снимаешь? – тихо бросил эксперту Липягин. – Все нормально?
– Да, товарищ майор, – кивнул тот, не отрываясь от камеры.
1993 год
Чикатило ходил по камере в напряженном раздумье, то и дело посматривая на лампочку под потолком, словно бы опасаясь угрозы оттуда. Как будто зарешеченная лампочка могла наброситься на арестанта.
