— Да, — сказала Рози. — Но. Но Агги превратится в молодую женщину, а Поппи будет оставаться девочкой. Но все остальные в классе станут подростками, а Поппи — не совсем. Но дети с преждевременным половым созреванием в итоге созревают физически и эмоционально вместе со всеми остальными в обычном возрасте, а Поппи по-прежнему будет жить в предпубертате, в то время как все вокруг продолжат развиваться и превращаться в молодых взрослых.
— Тогда… зачем? — спросила Марджинни.
— Затем что альтернатива — отстой, — ответил Пенн. Даже овладев секретами хранения секретов, он не стал уходить из рассылок, блогов, аккаунтов Instagram и ленты Твиттера, с каналов YouTube с их многочисленными страницами комментариев. Детей, которые не принимали блокаторы, пубертат убивал. Груди у тех, кто объявлял себя мальчиком, воспринимались как опухоли, отравлявшие их тела, так же злокачественно растущие, как рак. Те, кто объявлял себя девочкой, пристально изучали свои тела, точно географические карты, ища признаки волос, костей, выпиравших шире плоти. Они ощущали, как предательские гормоны расцветают внутри, рассыпая нерастворимые токсины, точно пыльцу по злым ветрам. Они питали — и подпитывали — такую ненависть, такое отвращение к переменам, неизбежным, как море, словно жизнь была бы кончена, если бы пришла приливная волна, а она приходила всегда. Интернет был полон историй о сломленных детях и детях, ломающих других, которые всю жизнь прятались под множеством слоев бесформенной мешковатой одежды, под бинтами, и клейкой лентой, и подушечками, и лямками. И это еще везунчики, ибо были и такие, кто просто пытался отсечь оскорблявшие их части тела. Были такие, у которых отсечение на этом не останавливалось. Их была не горстка. Их были сотни. Тысячи.
— Значит, эти дети просто получают возможность выбирать, кем им быть? — Фрэнк силился подыскать подходящее сравнение и, наконец, нашел: — Прямо как в видеоигре.
— Нет, как в сказке, — не согласился Пенн. Рози только закатила глаза. — Может, ты выглядишь как чумазая горничная-чернавка, но внутри на самом деле принцесса, и если ты добросердечна, то найдешь нужную могилку, чтобы на ней поплакать, или подходящую лампу, чтобы ее потереть, и станешь принцессой и снаружи тоже. Ты выглядишь как лягушка, но поцелуй подходящие губы — и мигом превратишься в принца, которым являешься внутри. Если ты хорош и достоин, всегда получаешь внешность, соответствующую нутру. Добродетель ведет к трансформации; трансформация ведет к «жили долго и счастливо».
— До этого еще далеко, — добавила Рози. — Очень, очень далеко.
— И нет на свете никого, — продолжал Пенн, словно Рози вообще ничего не говорила, — более доброго, достойного и добродетельного, чем Поппи.
В соседнем доме Поппи мучила собак. Орион, сам одетый как яхтсмен-зомби, вытащил костюм, припрятанный как раз для такого случая, а Поппи и Агги пытались заставить животных играть пьесу. Поппи натянула на Юпитера жилет, который Ригель связал давным-давно для своего «дня восьмидесятых» в школе (чтобы быть похожим на персонажа Даки «Утенка» Дейла из фильма под названием «Милашка в розовом», хотя жилет, на взгляд Поппи, не был розовым и никаким боком не напоминал утку), а на Ровереллу нацепили сразу шесть вязаных головных повязок, исполосовавших ее туловище, так что она стала похожа на зебру. Девочки писали пьесу не об утках, не о собаках и не о зебрах, а о том, как Винус и Серена Уильямс объединились, чтобы победить пришельцев в форме маленьких зелененьких мячиков. Собаки отлично справлялись с теннисными мячиками, но в остальном филонили.
Бен жарил попкорн в третий раз за три часа. В «детском доме» это лакомство улетало только так. Ригель с Орионом выбирали фильм, который могли бы посмотреть все — это был процесс «взвешивания и отмеривания» сродни попыткам разрулить долговой кризис в небольшом государстве. Ру и Кайенн расположились на цокольном этаже дома Грандерсонов, ожидая возвращения остальных.
— Я слышала, ты на прошлой неделе после уроков подрался с Дереком Макгиннессом. — Кайенн критически осматривала складки между пальцами ног, но Ру предположил, что она все-таки разговаривает с ним, поскольку, кроме них, в комнате больше никого не было. И поскольку он действительно подрался на прошлой неделе с Дереком Макгиннессом.
— Правда.
— Правда — в смысле подрался?
— А тебе какое дело?
— Парни, которые дерутся, сексуальны, — пожала плечами Кайенн. — Не те, которые дерутся на ножах, или занимаются рестлингом, или те, кто просто молотит всех направо и налево. А парни, которые дерутся только иногда. — Она помолчала, задумавшись. — Готова спорить, Бен никогда в жизни ни с кем не дрался.
— Со мной постоянно, — заверил Ру.
— И кто побеждает?
Он фыркнул.
— Я слышала, Дерек назвал тебя геем, и поэтому ты надрал ему задницу.
Ру не смотрел на нее.
— Я не надирал ему задницу.
— Он действительно назвал тебя геем?
— Помимо всего прочего.
— А ты гей?
— Не твое дело.
— Ты можешь сказать мне, если ты гей. Мне все равно. У меня есть дядя, он гей. И я умею хранить секреты, — тут Ру все же посмотрел на нее. — Однако если не гей, тебе тоже следовало бы сказать.
— Зачем?
Она оторвала взгляд от собственных ног, но не подняла головы и теперь смотрела на него сквозь ресницы:
— Это открывает кое-какие варианты. Для нас обоих.
Когда все снова спустились вниз, включая разряженных собак, чтобы смотреть фильм, на котором наконец остановились Ригель и Орион, Кайенн вдруг захотела вместо кино играть в «бутылочку».
— Э-э, нет? — хором сказали Ру с Беном, и интонация в конце слова у обоих поехала вверх, словно это был вопрос. Вопрос Ру: «Она что, серьезно?» Вопрос Бена: «Почему ей хочется целоваться с кем-то, кроме меня?» Вместо разборок с этим вопросом он подбил Ру сбросить наваждение рестлингом. Ру победил.
— А почему нет? — Кайенн никак не могла поверить, что кто-то в чем-то ей отказывает.
— Целоваться — это противно, — заявила Поппи.
— Их четверо, а нас трое, — сказала Кайенн. — Мы можем сесть через одного: мальчик — девочка. Идеально.
— Если ты гетеросексистка, — мягко указал Бен.
— Или склонна к инцесту, — добавил Ру не так мягко.
— Ну, нельзя же получить все сразу, — пожала плечами она. — Может быть, вам повезет, и в вашу очередь бутылочка укажет на меня.
— Я не хочу с тобой сосаться, — сказал Ру.
— Ну уж лучше, чем делать это с кем угодно из остальных, — заметил Ригель.
— Верно, — признал Ру, — но ненамного.
Агги и Поппи на самом деле не очень понимали, в чем прелесть «бутылочки», и не были заинтересованы в том, чтобы кто-то кого-то целовал, хоть кровного родственника, хоть нет. Так что, может, эта тема оказалась близкой, а может, свалилась ниоткуда, но Агги внезапно повернулась к Поппи и спросила:
