Не знаю. Может, я не готова? А может что-то ещё.
Глава 61
За работой, за домашней суетой, времени не замечаешь. На объекте шла чистовая отделка. Ещё немного и можно сдавать для заселения. Я суетился больше обычного, хотелось, чтобы всё прошло как надо. Ещё немного, и у нас будет репутация надёжного застройщика, и тогда, мы сможем взяться уже за два объекта одновременно.
Скоро, скоро, а пока суета.
Максимка подрастал, я не мог насмотреться на сына. Его смешные черты, его маленькие ручки, что ложились на моё лицо, когда я играл с ним. Его смех, заливистый, смешной. Теперь уже всё привычно. Его плачь, не так раздражает. А Юлька немного остыла и уже не выливала на меня потоки требований. Они конечно были, но уже не в таком количестве как прежде. Видно, наконец поняла, что руганью она ничего не добьётся. Только больше оттолкнёт от себя.
Вместе мы ещё не спали, она тянула в кровать ребенка, а я ложился на диване. Она не звала, а я не лез. Усталость морила меня раньше, чем я мог чего-то захотеть. Пока вот так, а дальше посмотрим.
В начале ноября — полгода сыну. Юлька попросила во вторник повезти её с ребёнком в поликлинику, на плановый приём. И какую-то там прививку нужно сделать.
Какие проблемы? Я как порядочный папа, привёз жену и ребёнка в поликлинику, и сам решил во всем поучаствовать.
В кабинете малой расплакался, когда его раздели и врач начала ощупывать. Конечно, кому понравится. Максим недовольно кричал, дёргался. Юлька придерживала его, чтобы врач могла послушать. А я присел к медсестре, которая скоростным письмом строчила каракули в карточке.
— Ну, что ж, — наконец, сказала доктор, — ребёночек здоровенький, всё хорошо. Можете одеваться.
Медсестра закрыла карточку и протянула мне.
Юлька, одела малого, подхватила на руки. Мы вышли из кабинета, пошли по лестнице.
— Слава Богу, всё в порядке, — сказала Юля.
— Ну конечно, а что ещё могло быть?
— Мало ли, сейчас куча всего, и грипп опять ходит.
— Вы же дома, какой грипп?
— А что, вон соседка тоже дома, а ребёнок кашляет.
— Значит, не подходи к ней.
— Как не подходи, мы на улице с колясками вместе гуляем.
— Пока болеет, не гуляй с ней.
— Не говори ерунды.
Мы подошли к машине. Юлька с малым, полезла на заднее. Я сел за руль, кинул карточку на сидение рядом. Пристегнулся и почему-то снова посмотрел на карточку.
На мгновение я замер, остановился, завис. Сверху в углу красной ручкой — группа крови третья положительная. В лицо — огонь. Показалось, привиделось.
Откуда-то из прошлого, в голову влетели слова Долгова — “А у меня самая лучшая — третья положительная”. Мы тогда с пацанами, кровь ходили сдавать, для пострадавшей девочки из нашего института. И свою группу я тогда точно запомнил и навсегда — вторая отрицательная, у Юльки вторая положительная.
Я тряхнул головой и услышал, как Юлька сказала:
— Ну чего стоим, чего ждём?
Я включил зажигание, нажал педаль, машина тронулась с места.
В тот день я ещё старался не думать, не верить. Старался убедить себя в том, что всё случается и такое тоже. Пытался понять, совместить. Но ничего не получалось. Ничего.
Утром проснулся рано. Юлька спала. Рядом, в детской кроватке Максим.
Медленно, боясь разбудить Юльку, я приблизился к ребёнку. С минуту разглядывал Максима. Пытался отыскать в его чертах, хоть какие-то мелочи, которые заставят остановиться, бросить это дело и перестать придумывать всякий бред.
Но ничего не остановило. Я покосился на Юльку, она не двигалась. Рядом на столике я взял салфетку, и соску. Вытянул у ребёнка изо рта соску и только он успел скривиться, я засунул ему другую. Максим пососал её и снова мирно засопел. Я спрятал соску в салфетку и быстро пошел в прихожую.
Когда вышел из дома, первым делом, поехал в лабораторию.
Ожидание несколько дней, и вот, я получаю конверт с результатом.
В машине мне показалось жарко, на улицу вышел холодно, снова сел в машину. Я не знал, как подступиться к этому конверту. Как открыть его и прочитать то, что навсегда изменит мою жизнь, мою судьбу.
Но сделать это нужно, иначе у меня просто треснут мозги. Я не смогу спокойно жить с такими подозрениями.
Взял в руки конверт, подержал, положил, снова взял. Резко дернул клеевую, достал листок, раскрыл его и…
Опустил руки. Я чувствовал, как побежала по щеке слеза, другая, третья. Этот поток, он бесконечный.
Я плакал в машине, глядя в эту чёртову бумажку.
Вот она, где расплата. За нелюбовь, за неверность, за невнимание, за холод, и снова за нелюбовь. Разве мог я когда-нибудь представить, что случится такое, что отнимет у меня сразу всё. Сразу всё.
Не могу, не знаю, как предать то, что я чувствовал. У меня просто разрывалось сердце, от злости, от страдания, и от того, что теперь ничего нельзя изменить. Нельзя ничего собрать и снова построить. Всё развалилось. В моей голове рассыпались все мысли. Разбежались. А когда собрались снова, я понял, что больше не хочу так жить.
Всё это время, я словно носил колючую рубаху. Каждое движение это новые и новые уколы. Тело свербит, чешется, а сделать ничего нельзя. И я должен носить эту рубаху до конца своих дней.
Но неожиданно понимаю, что можно просто снять её, и не мучится.
Уже — ничего не мешает.
Глава 62
Подъехал к дому, глянул на окна. Защемило в груди. Сейчас, несколько шагов и всё кончится. Эти мои шаги к ней, они последние.
Вышел из машины, подошел к дому и остановился.
Что скажу? Не знаю. Но говорить нужно.
В прихожей прислушался, что-то звякнуло в ванной. Я вошел, встал посреди зала.
— Данил, глаза разуй, вообще-то я пол мыла, а ты в обуви заходишь. Иди, разувайся. В чём дело? — Юля, в резиновых перчатках с щёткой в руке, вышла из ванной.
В выражении её лица — раздражение.
— Рот закрой, — с трудом выдавил я.
— Чего?
— Закрой. Свой. Поганый. Рот.
— Ты вообще оборзел уже?
— Это я оборзел? А может это ты оборзела? Он и тебя уже поимел, да?
Она переменилась в лице.
— Что ты… говоришь? Выбирай…слова, слышишь, — она стала заикаться.
— Он тебя трахал, да?
— Кто, что ты несёшь? — она взяла себя в руки и постаралась быть спокойной.
— А ты не знаешь кто? — мне уже начал нравится этот процесс. — Тот, от которого у тебя сын.
