– Нас очень интересует этот пистолет, – вставил шериф.
– Почему?
– Когда ты получил его?
– В день убийства.
– А где именно?
– В общем, я сказал Кануэдеру, что мне нужен пистолет, и он
обещал достать его. Затем спросил, где меня найти. И я объяснил ему, что
собираюсь снять номер в гостинице Перкинса на имя Дональда Хелфорта. Он обещал
все устроить так, чтобы пистолет доставили туда.
– Значит, именно там ты и получил этот пистолет?
– Да.
– Кто был с тобой в гостинице?
– Альма Хантер. Она зарегистрировалась у портье вместе со
мной, кажется, в номере 620.
– А кто передал тебе пистолет?
– Один тип по имени Джерри Уэгли. Он служит там
администратором. Но я думаю, что он человек Кануэдера и ошивается там
специально.
– Ты поможешь себе, если сможешь все это доказать, Лэм, –
заметил шериф.
– А что я должен доказать?
– То, что ты говоришь насчет пистолета. Этим оружием
воспользовались, чтобы совершить убийство в Канзас-Сити.
– Где? В Канзас-Сити?
– Да.
– А когда это случилось?
– Месяца два назад.
– Боже мой!
– Ты можешь доказать, что получил оружие из рук Джерри
Уэгли?
– Конечно. Ведь Кануэдер не будет отрицать это. Хотя, может
быть, и откажется… если он знал, что из этого оружия было совершено убийство. А
может, и не знал.
– Наверняка знал, если пистолет его, – заметил шериф.
– Он же велел Джерри Уэгли доставить мне это оружие.
– Нам бы хотелось принять на веру твое заявление.
– Не надо этого делать. Я могу доказать, где находился два
месяца назад. Во всяком случае, был далеко от Канзас-Сити. И еще скажу: когда
Уэгли принес пистолет, он также принес мне и коробку патронов. Я зарядил
пистолет, а коробку с остальными патронами засунул в ящик комода в номере 620 в
гостинице Перкинса. Если вы их поищете хорошенько, то найдете там.
– Так ты говоришь, что зарегистрировался в гостинице под
именем Дональда Хелфорта?
– Да. – И еще ты говоришь, что не отдавал пистолет Альме
Хантер?
– Ни за что. Мне он самому был нужен. А ей нет. Она должна
была спать, а я сторожить, чтобы с ней ничего не случилось.
– Ну, Лэм, ты попал из огня да в полымя. Мне придется тебя
запереть и известить калифорнийскую полицию, что ты у нас.
– Это была самооборона.
– Так он же побежал?
– Наверное, так. Но вы же знаете, как это получается: я был
взволнован, увидел, что он бежит, подумал, что он может вытащить свой пистолет.
В общем, не знаю. Наверное, разволновался очень.
– Ладно, Лэм. Отвезу тебя в тюрьму. Постараюсь устроить
поудобнее. Потом позвоню в Калифорнию, чтобы за тобой приехали.
– Так, значит, мне придется снова ехать в Калифорнию?
– Конечно.
– Мне очень не хочется опять трястись по пустыне в такую
жару.
– Сочувствую. Но они, наверное, приедут ночью.
– А как насчет адвоката?
– Не знаю.
– Но мне бы хотелось поговорить с ним.
– Знаешь что, Лэм, мне кажется, было бы лучше, если бы ты
подписал бумагу о том, что не настаиваешь на обязательной санкции о выдаче, и
вернулся в Калифорнию. Так будет выглядеть лучше, – сказал мне шериф.
Я покачал головой:
– Ничего я не подпишу.
– О'кей, Лэм, дело твое. Тем не менее мне придется тебя
задержать. Понимаешь, это очень серьезно.
Глава 12
Тюремная койка была жесткой, матрац – тонким. Ночью стало
очень холодно, это часто случается в пустыне ранней весной. Я трясся и ждал,
что будет.
Где-то пьяный разговаривал сам с собой. Его бормотанье было
бесцельным и непонятным. В соседней камере спокойно храпел угонщик автомобиля.
Я подумал, что уже полночь. Попытался вспомнить о жаре в пустыне, но эти мысли
не согревали. Потом я представил Альму. Вдруг услышал, как открывали засовы
тюремных ворот. Раздались тихие голоса и шарканье ног где-то внизу, в канцелярии.
По цементному полу двигали стулья. Какие-то люди зажигали спички и
разговаривали. Потом дверь закрыли, все утихло. Через некоторое время я услыхал
шаги по коридору.
– Вставай, Лэм, – начал тормошить меня надзиратель, – тебя
хотят видеть!
– Я спать хочу.
– Тем не менее придется идти.
Я встал. Мне незачем было одеваться: из-за холода я лежал
одетым.
– Пошевеливайся. Не заставляй их ждать.
Я последовал за ним вниз, в канцелярию. Там были прокурор,
его заместитель, шериф, стенографист и два полицейских из Лос-Анджелеса. Мне
предназначался стул, на который была направлена яркая лампа.
– Сядь там, Лэм, – велел шериф.
– Глазам больно от света.
– Ничего, привыкнешь быстро. Мы хотим тебя видеть.
– Из-за этого не надо ослеплять меня.
– Если ты будешь говорить правду, нам не придется смотреть
на твое лицо, чтобы узнать, когда ты врешь. Но если ты будешь врать, мы должны
будем рассматривать тебя вблизи.
– Почему вы думаете, что я врал?
– Ты был достаточно правдив, – он усмехнулся, – чтобы
убедить нас в том, что ты знаешь то, что хотим знать мы. Однако ты сказал
далеко не всю правду.
Он слегка передвинул лампу так, что она не светила мне прямо
в глаза.
– Так вот, Лэм, – продолжил он, – эти господа из
Лос-Анджелеса. Они специально ехали через пустыню, чтобы выслушать тебя. Они
достаточно знают, чтобы разобраться, где ты врал и где говорил правду. А нам
нужна вся правда.
Он говорил со мной тем отеческим тоном, которым обращаются к
полуидиоту. Фараоны обычно так и поступают по отношению к уголовникам. И те
обычно попадаются на это. Я тоже сделал вид, что попался на этот крючок.
– То, что я говорил сегодня, это все, что я знаю, – буркнул
я мрачно.
В этот момент лампу передвинули так, что свет бил прямо в
мои слезившиеся глаза.
– Видимо, Лэм, – сказал шериф, – мне придется изучать твое
лицо вблизи и по частям.
