В момент, когда я оказалась на безопасном от босса расстоянии, выяснилось, что все коллеги уже разбрелись кто куда. Кто-то отплясывал, как ненормальный, кто-то плескался в бассейне, а самые раскрепощенные парочками намылились в парилки. Очень опрометчивое решение, на мой взгляд - про эту баню каких только страшилок ни ходило - но дело было, в общем-то, не мое.
Единственной, кто не брал от жизни все на этом празднике разврата - помимо меня, конечно - была Арбузова. Она грустно сидела в кресле возле бассейна и ее арбузы сильно грустили вместе с ней.
От некуда деваться я присела рядом, ожидая встретить неприязненный взгляд, но его не последовало. Выражение лица секретарши носило печать мучительного смирения.
- На Лаврове свет клином не сошелся, - попыталась я хоть как-то ее утешить.
Она повернула в мою сторону свои арбузы, но взглядом не удостоила. Впрочем, эти две выпуклости смотрели на меня куда более осуждающе, чем могли бы глаза.
- Тебе хорошо говорить, - горько заметила собеседница. - Босс за тобой хвостом бегает! Практически глаз не сводит! А я…
Она шмыгнула носом. Мне было ее жаль - с одной стороны. Но с другой… разве она не понимала всей аморальности своего поведения? Так откровенно вешаться на женатого человека, с детьми…
И речь, конечно, была не о Маше. Она - только моя дочка.
- А ты - слишком хороша, чтобы растрачивать себя на женатого начальника, - твердо сказала я несчастной секретарше.
Но внутри зашевелилось неприятное чувство и внутренний голос змеей прошипел:
«А ты-то чем лучше нее?»
Но для меня это было в прошлом! И былых ошибок я повторять не собиралась.
- Что? - донесся до меня голос Арбузовой и я взглянула ей в глаза, ставшие такими же круглыми, как ее выдающийся во всех смыслах урожай.
- Ты достойна лучшего, - повторила я, не понимая причин такого потрясения.
- Но… - начала было она говорить и вдруг замолчала.
И молчала так активно, что я даже стала бояться, что ее арбузы от таких усилий треснут.
- Да, он такой негодяй! - наконец вдруг с чувством выпалила она. - При живой жене оказывал мне всяческие знаки внимания! Вот я и влюбилась, как дура!
О, эта история была мне знакома. Да так, что под ложечкой до тошноты засосало от мысли, сколько у Лаврова было еще таких дур, как я и Арбузова.
- Пол-литра! - громогласно объявил кто-то рядом со мной.
Я подняла глаза и обнаружила перед собой парня - на вид лет двадцати пяти-тридцати, худощавого и, судя по румянцу, какому бы позавидовала любая женщина, то ли поддатому, то ли пропаренному.
И что это он такое говорил? Пол-литра? Предлагал или хвалился тем, сколько выдул? Судя по раскрасневшейся физиономии, все-таки второе.
- Простите? - переспросила я с вежливой улыбкой.
- Пол-литра, - повторил он настойчиво. - Я - Коля Пол-литра.
Я смотрела на него, не в силах скрыть удивление. Дал же бог фамилию!
- Очень приятно… Коля Пол-литра, - откликнулась я, стараясь не заржать.
Но он мгновенно считал мою реакцию и развел руками.
- Батя говорит, что наша фамилия восходит к древним семейным традициям…
Я даже могла представить к каким именно, да.
- А я собственно чего хотел… - прокашлялся он, и я с удивлением поняла, что румянец был следствием застенчивости, а не соблюдения священных семейных заветов. - Приглашаю вас на танец!
Обращался он, без сомнения, ко мне. Но я покачала головой, ощущая, что уже насмерть устала от всей творящейся здесь бесовщины.
- Простите, но я не танцую, - улыбнулась с сожалением. - А вот она - да!
И с этими словами я подтолкнула в его сторону Арбузову вместе с ее взгрустнувшими плодами.
А когда они, оба потрясенные таким исходом дела, таки удалились в сторону других танцующих, поспешно встала со своего места и направилась в сторону раздевалки. С меня уже было довольно.
Ну ничего, две недели рано или поздно истекут, - напомнила я себе в утешение, поспешно облачаясь в верхнюю одежду и убегая прочь с этого банного бала, как золушка, спасающаяся от разоблачения.
Маше давно пора было спать - она это знала.
Но почему-то никак не получалось. Сидя на широком подоконнике в своей комнате, она смотрела на проезжающие внизу машины, прижимая к себе любимого Петеньку, и думала обо всем, что случилось в последнее время.
Маша знала, что мама сегодня пошла на какой-то «корпоратив». Когда Маша спросила, что это такое, мама ответила, что это вроде утренника, но только для взрослых. И себе под нос, как это с ней бывало, добавила, думая, что Маша ничего не слышит - «только там все ведут себя очень плохо».
Сначала Маша даже заволновалась за маму и хотела попросить ее не ходить в такое ужасное место, но потом вспомнила, что там будет еще и дядя Костя.
Дядя Костя хороший. Хотя мама и сказала, что он чужой папа. Маша, конечно, сделала вид, что поверила ей, но на самом деле думала, что это - неправда. Потому что чужие папы не бывают такими добрыми. Еще ни один другой папа не катал Машу на себе, не пожимал руку Петеньке и не покупал ей какао с зефирками.
Поэтому Маша точно знала - дядя Костя именно ее папа. И он тоже был не против этого. Только нужно было уговорить маму, которая почему-то не хотела, чтобы он был их новым папой.
Маша этого не понимала. Мама очень нравилась дяде Косте - он сам об этом говорил. И маме он тоже нравился. Маша это поняла, потому что следила за ней, когда та собиралась на плохой утренник.
Мама тщательно красилась и укладывала волосы, а еще надела свое любимое платье, поэтому Маша сразу обо всем догадалась. Мама хотела ему понравиться.
Взрослых иногда совершенно невозможно было понять. Говорят одно, а делают совсем другое.
Маша такой не была. Она всегда честно говорила то, чего хотела. И чаще всего это даже получала.
И вот теперь она ужасно, больше всего на свете, хотела нового папу.
Пошел снег. Маша мигом прилипла к окну, прижимаясь пальчиками к стеклу, по другую сторону которого к ней льнули снежинки - большие, пушистые, такие красивые.
Маша любила снег. Он был для нее знаком, что все обязательно будет хорошо. Нужно только пожелать.
Зажмурившись и не отнимая от холодного стекла рук, Маша от всей души пожелала, чтобы у нее был новый папа. И не этот противный дядя Витя, которого она еще даже не знала, но уже заранее не любила. А именно дядя Костя, который был самым идеальным папой на свете.
- Папа… Костя, - отважилась Маша прошептать вслух.
Ей очень понравилось, как это звучало, поэтому она повторила увереннее:
