Он человек вообще? Или чудовище? Или стальной. Робот.
И почему я не кричу: «Помогите?»
– Ну что же ты? – спрашивает вкрадчиво и руку над головой ставит. И я губы от страха облизываю, потому что эта рука легко способна убрать меня. С пути. С этого света. Огромная, с длинными пальцами и сеткой выпирающих вен.
И еще она способна ласку подарить. Пусть грубую, но от которой чувства в клочья порвутся, а сердце и остановиться может.
– Что?
– Раз это твоя квартира и ты в полном праве меня выгнать… Выгоняй.
Он издевается? Он хочет свести меня с ума?! Я его оттолкнуть-то не смогу. Не то, что передвинуть в сторону выхода. Шагов пятьдесят, не меньше. И в голове мои попытки, потуги возникли яркими комическими картинками.
И я бы рассмеялась, если бы не было так обидно.
– Но вы же… огромный… – шепот мой, как крик в тишине кабинета. И его дыхание, как жар от огня почти в губы. – Я вас не передвину даже.
– Я рад, что ты понимаешь хотя бы это. С другой стороны, хочешь ли ты меня выгнать?
– Хочу, – тут же прямой и искренний ответ, на что он головой качает.
– А если подумать, Нина? Почему ты здесь? Почему пришла, не смотря на десяток возможных вариантов.
Ком в горле разрастался с космической скоростью, а тело словно немело. Слезы уже сплошным потоком текли по щекам, а он продолжал ставить меня на колени одним только взглядом. Дрессировать. Наказывать.
Интересно, он и должность директора так получил? Просто пришел в кабинет к старику Игнатьеву и посмотрел. Даже говорить ничего не пришлось, скорее всего. Перед ним все сами штабелями ложатся. Женщины, мужчины. Деньги.
– Я не знаю…
– Я тебе скажу… Ты ерепенишься, хотя уже все для себя решила…
– Что решила? – хрип на грани истерики. Ну сколько можно?
– Что будешь делать то, что нравится мне.
– Нет! Нет! Нет! – срываю все заслонки, уже кричу, реву, толкаю эту огромную тушу.
Я не хочу быть рабыней, пусть даже собственных желаний.
– Нет! Я не хочу так!
– А как ты хочешь? – даже не дергается он, хотя я довольно сильно ударила его по лицу.
– Не знаю, черт возьми! Но точно не того, чтобы вы обращались со мной как с одной из ваших…
– У меня никого нет, – как бы невзначай замечает он и второй рукой окончательно загораживает мне выход.
И теперь я в ловушке. Из чувств. Из эмоций. Из рук этого невозможного человека.
– А та, кого я хочу, ведет себя как маленькая девочка.
– Я немаленькая.
– Так докажи это! – рычит он, уже сам раздраженный промедлением. – Подумай своей головой и уже реши, чего ты хочешь.
– Вам ведь плевать. Плевать на мои желания.
– Ты опять забыла один нюанс.
Да? А ведь точно…
Не плевать, если желания не противоречат его. Эта простая фраза вошла в мозг яркой вспышкой и заставила буквально задыхаться.
Мне просто нужно хотеть того, что хочет он?
И он здесь. Хочет находиться рядом? А я? Я хочу быть с ним? Хочу ли принимать его власть над собой. Не проще ли смириться, не проще ли просто начать жить, учиться, думать не о том.
Он выбрал меня себе в жены. Разве не выбрала я его себе в рыцари? Пусть темные. Пусть такие бесчувственные. Но разве он не рядом со мной?
Зачем сопротивляться тому, что неизбежно наступит. Ведь вы не пытаетесь бороться с ночью? Вы просто включаете ночник, чтобы не было так страшно.
А мой ночник – это желание, которое оказывается ему нужно.
– Вот и умница, – догадался он о моих мыслях, и скорее всего по тому, что я кулаки расслабила и голову назад откинула.
– Вы могли бы меня просто изнасиловать, – замечаю я, потому что вспомнила парней, которым отказывала. Они не приняли мое решение и хотели воспользоваться силой.
– Только слабый насилует того, кто слабее его.
– А что делает сильный?
– Отрезает пути отхода, – говорит он, и резким ударам к книжным стеллажам прижимает. Вдавливает в живот член и жадно губ касается. И внутри словно та самая лава растекается, делает меня мягкой, податливой. Живой!
Руки-предатели сами тянутся обнять могучую шею. А он по ногам проводит пальцами. Царапает, словно под кожу собирается забраться. Себе за спину забрасывает и несет меня куда-то.
А я теснее прижимаюсь к его огромной груди и слышу.
– Хотел же сегодня выспаться, – ворчит он, укладывая меня прямо на ковер и методично стягивая с меня одежду. Словно задачу важную решая.
А я уже задыхаюсь. И пусть по коже прохладный ветерок из окна гуляет, кожу словно огнем жжет. И желания. Порочные. Грешные одолевают.
Его снова без одежды увидеть хочу, берусь за ворот рубашки и в глаза смотрю.
Разрешения спрашиваю.
И как только он кивает, пуговицы из петелек освобождаю. Стараюсь быстро, но руки дрожат. В какой-то момент не справляюсь с пятой и просто рву рубашку, так, что пуговки отскакивают. Смело, дико, по-детски. Зато перед глазами грудь, поросшая волосами, предстает. Соски – твердые камушки и живот накаченный, но чуть покатый.
И я вожу руками по этому совершенству, не понимая, зачем пыталась убежать. Ну не дура ли?
Вижу, как ему нравится мое внимание, как он расстегивает медленно ремень и освобождает могучую, твердую плоть.
Дыхание перехватывает, внизу живота мягко стягивается комочек удовольствия. Я сразу руками тянусь к нему, вцепляюсь, как в некий источник силы.
Поднимаю глаза, и хочется вскрикнуть, насколько звериный сейчас его взгляд. Он как животное, приготовившееся сожрать свою добычу. Он и делает это, поражая меня новыми развратными открытиями.
– Рот открой и язык вытащи, – требует мой распутный Распутин и сжимает грудь мою руками.
Подчиниться постороннему человеку – это, по сути, предать себя. Свое я. Но я ничего не могу поделать.
В мозгу его команда отдается четким невыносимым желанием. Словно не выполню и больно будет. А выполню, познаю… ту самую… гармонию.
И у меня вдруг возникает мысль про театр. Выполнит ли он свое обещание, но он качает головой, словно предугадав желание. Поднимается надо мной и себя направляет на грудь. И членом между скользит.
Раз. Другой. Сначала медленно, лишь иногда задевая кончик языка огромной, блестящей от влаги головкой.
А потом все чаще, вынуждая меня от возбуждения ноги скрещивать, чтобы не вытекло ничего на дорогой ковер.
Но Распутин сам тянет туда руку, сам влагу собирает и по члену размазывает. И продолжает в глаза смотреть. И все чаще бедрами работать. Вынуждает меня всхлипывать и желать, чтобы это продолжалось, продолжалось.
