Кошки, они сами по себе. Ими нельзя управлять. Только договориться.
– Что… Что мне сделать. Хочешь выкину все свои старые вещи и буду носить новые, – запальчиво обещаю я и тут же прикусываю язык.
Ну зачем я это сказала? Зачем подала идею?!
– Хочу, – тут же говорит он, повергая меня в отчаяние. Все вещи. Нет! Они так много для меня значат. Вон ту кофту мы выбирали еще с сестрой. А джинсы мы покупали с папой, хотя он терпеть не может магазины. А вон те кроссовки вместе с Женей, в один из хороших дней нашей дружбы. Как мне это выкинуть. А ту шаль привезла мне мама из самой долгой смены в Сибири.
– Борис… – хочу переобуться, потому что не готова к потере вещей, несущих для меня такую ценность.
– Но сейчас я хочу, чтобы ты разделась.
Невольно оглядываю комнату, наполненную до краев приятным полумраком. Я все еще одна. Но кажется, что вот-вот откроется шторка, что колышет ветром из полуприкрытого окна, и появится ОН.
Борис войдет, приблизится к кровати и скажет снова:
– Снимай свою пижаму.
И я прикрываю глаза, снова облизываю губы и подчиняюсь приказу.
Потому что не могу иначе. Потому что от его бархатного баритона мне и самой становится жарко. Так жарко, что скинуть одежду и остаться обнаженной становится просто необходимостью.
– Готово.
– Теперь проведи по своей груди кончиками пальцев и сожми сосок, – говорит он, и я делаю ровно так, как он хочет.
Касаюсь часто вздымающейся груди, обвожу ореол по кругу, нащупываю сосок большим и указательным пальцами.
– Сожми его сильнее, – да… – Сильнее, Нина. Я хочу слышать это.
Я сжимаю сильнее и вскрикиваю. Чувствуя, как между ног образуется влага, грозящая замарать шелковые простыни.
Но не это меня волнует больше всего. А то, что в два часа ночи Борис позвонил мне. Что он думает обо мне.
Он хочет меня.
– Теперь притронься к себе между ног, собери пальчиками влагу. Ты же влажная, Нина? – спрашивает он и качество связи такое замечательное, что кажется, он очень близко. Сидит вон в том кресле без одежды, без единой нитки, что могла скрыть от моего взора его огромное, мускулистое тело, его колом стоящий невероятных размеров член.
И он жадно смотрит, как я выполняю его желание. Как веду руками по плоскому животику, мимо пушка, прямо к розовым лепесткам, между которых давно образовался нектар. О, да. Я очень влажная.
– Да…
– Очень хорошо. Теперь возьми пальчики в рот.
Каждое его слово, как набат в мозгу, ударом отдается. И меня начинает потряхивать, сердце пропускает удар за ударом. Как же хочется, чтобы он сейчас был здесь. Смотрел. Нет, не смотрел. Участвовал.
Я беру пальчики в рот и прикрываю глаза, ощущая солоноватый терпкий вкус и даже мычу от удовольствия. Раздвигаю ноги шире.
Чувствую, как пружина внизу живота сжимается все сильнее.
– Теперь верни пальцы между ног и начинай гладить себя. Ты же не кончала без меня?
– Нет, – выдаю правду и уже касаюсь лепестков, на что слышу:
– Надо кончить. Для меня. Давай, девочка. Не сдерживайся.
И не могу ничего поделать, не могу гордо прервать разговор, не могу положить трубку. Нет… Я могу только тереть себе клитор все чаще, чуть надавливая, как он учил, и следовать его словесным приказам.
– По кругу. Надави. Пальчики внутрь. Начинай сначала.
И я уже на грани взрыва, ясно представляя, что это он, а не я ласкаю себя. И мне кажется происходящее гораздо интимнее, чем минет в театре, потому что сейчас, несмотря на расстояние, мы наедине.
Мы одно целое.
Он мой господин, а я его люблю.
И готова подарить себе удовольствие по его приказу.
– Кончай… Громко!
И сдерживаться больше нет сил, горячие волны омывают тело, лаская меня обжигающими языками пламени, пока не начинают жечь буквально все тело. Заставляют извиваться и кричать как грешницу-ведьму на костре инквизиции.
Оргазм как вспышка накрывает с головой, и я жмурюсь, вою, наслаждаюсь каждым проникающим в мозг импульсом. Счастлива, что смогла получить удовольствие и доставить радость своему магнату.
Который послушал еще пол минуты, как я часто дышу, восстанавливая сердечный ритм и… положил трубку.
Глава 41.
– Кончай! Громко! – прохрипел Борис в трубку и прикрыл глаза, слушая прерывистые женские вскрики, жалея, что не видит воочию, как изгибается под ласками собственной руки его девочка.
Нина.
Глупая. Наивная. С тугой дыркой и рабочим ротиком.
Еще недостаточно покорная. Но это сейчас она еще брыкается, как молодая лошадка. Что-то просить смеет.
Уже очень скоро она будет просто принимать. Просто с благодарностью смотреть даже на кусок ржаного хлеба, главное, чтобы угодить Борису.
За дверью послышался последний, человеческий вскрик и скрежет металла.
Борис выдворил из сознания все ненужные мысли и вышел из бригадирской, наблюдая, как следующего человека ведут на казнь.
Борис, он уже бы успокоился. Его девочка сработала лучше любого антидепрессанта.
Проблема в том, что решений он своих не меняет. Казнить, значит казнить.
Но убивать еще одного человека на глазах у всех своих псов он не собирается.
Его должны уважать, а не считать самодуром.
– Стоять, – рявкнул он и стряхнул с манжеты пиджака пару металлических искр. Сталелитейная машина работала прекрасно. Не зря он в прошлом году влез в кредит и криминальную разборку, чтобы выписать из Германии этот аппарат.
При всем его уважении и любви к Родине они такие делать не научатся никогда. А все потому что жадные и ленивые, вечно при этом ноющие, что им кто-то что-то должен.
– Ну что, – обратился он к лысому парню, которого обнаружили возле своей тачки, закладывающего бомбу. – Скажешь, кто так упорно хочет меня убить? Или толкнем в кипящий металл еще пару твоих коллег? Брата?
Эти придурки реально думали, что смогут справиться с ним и его начальником охраны впятером? Щуплые бандюки, шестерки. Ясное дело – нет. Они просто отвлекали внимание, пока шестой закладывал бомбу.
И это все в его собственном городе.
Куда смотрит полиция?
И он обязательно спросит. Прямо завтра зайдет в отделение, отремонтированное на его деньги, подойдёт к начальнику, трахающему шлюх за его деньги и узнает, почему эта шпана ходила по городу с тротилом.
Паренька все еще тошнило, да и всех присутствующих, потому что смрад паленой человечины не сравнить ни с чем.
