Борис сглатывает тоже, стряхивая напряжение и рукой указывая путь.
– Пойдем, красная шапочка.
– А вы дровосек, который пришел спасти меня от злого волка.
– Нет, Нин. Я злой волк, и загрызу любого дровосека, который хотя бы попытается тебя спасти.
– А мне нестрашно, – хохочет она, хватая Бориса за плечо, чтобы через бревно перепрыгнуть.
– Это пока…
Глава 70.
*** Нина ***
Мама долго смотрела мне в глаза, а потом просто отошла и начала рассказывать.
И все, что я могла, это слушать и не перебивать. Потому что…
Потому что…
– Когда сестра с ним познакомилась, мы были очень рады. Уже с квартирой, машиной, образованием. Ухаживал красиво, но знакомиться отказывался. Нина…
Что?
– Да, я назвала тебя в честь своей сестры. Нина была очень ранимой девочкой, но строгой. Правда любовь к этому Антону превратила ее в одержимую. Она была готова ради него на все.
Как же мне это знакомо. Эта зараза передается по наследству?
– И, если сначала мы не замечали изменений и просто радовались, – продолжала мама, а я чувствовала приближение конца. – То потом поняли, что его образ жизни сильно на нее повлиял. Клубы, оргии, наркотики.
Господи. Меня трясет, и я быстро выпиваю стакан воды, что стоит на столе. Только вот жидкость не остужает, а просто горло стягивает страхом.
Что дальше…
– Она забеременела, но ему не нужен был ребенок. Ему даже жена не была нужна. Он уже планировал тур по Европе и ей просто прислал СМС. Ты бы знала, что с ней было. Из петли мы ее вытаскивали три раза. Леня, твой папа, на тот момент мы уже были вместе, раза два вытаскивал ее из притонов. Мы старались это не афишировать. Но мама, видя Нину такой, начала заболевать, а Леня требовал отправить ее на лечение. Только вот срок беременности был большой и лечить нельзя. Ее ломки… – мама закрыла лицо руками, и я поджала губы. Слезы текли в три ручья. – Это было страшно. Казалось, что я нахожусь в аду. Но ведь она была моей сестрой, я не могла ее оставить. Не могла…
– Мама…
– Она умерла во время родов. Я была к этому готова. И к тому, что ребенка буду воспитывать одна. Леня тогда жутко бесился, но принял. Со временем даже полюбил. Но Уля была очень болезненной. Почти не спала, не ела. Казалось, она вот-вот умрет, так что приходилось с нее перышки сдувать. Наверное, мы к этому привыкли и по сей день. А потом… Появилась ты. Господи… Такая здоровая, розовощекая. Настоящий сорванец. Когда отец уделял тебе слишком много внимания, я признаюсь, одергивала его. Потому что Уля ревновала и начинала заболевать. И вот к чему это привело.
Я покачала головой.
Мне даже в голову не могло прийти все то, что рассказывает мама. Просто в определенный момент я решила, что Уля им ближе. А я как приемная.
Я подошла и села на колени возле ревущей мамы. Обняла ее за талию, положив голову на ноги. Даже не задумывалась до этого, как сильно я по ней скучала.
Даже не эти три месяца. Дольше. С того самого скандала несколько лет назад, когда отец почти ударил меня за очередной самовольный уход в лес. Это стало какой-то точкой, после которой я перестала быть прежней, стала пытаться быть правильной и больше ничего не говорила родителям. Вообще ничего.
А все потому что отец тогда напомнил, что в отличие от меня, Ульяна ведет себя как девочка, а не как босяк детдомовский.
И я пытаюсь прийти в себя, пытаюсь оттолкнуть эмоции, что стягивают грудь, рвут сердце. Но вместо этого они только сильней меня захлестывают. Мысли. Образы. Воспоминания. Что бы ни случилось, важно сохранять достоинство. Не поддаваться на провокации мужчин и не быть игрушками.
Ведь могут потом пострадать близкие. Даже не одно поколение.
Мысль правильная, только вот как искоренить все чувства, что ядом по венам текут. Душат. Сердце сжиматься заставляют. Душу губят. Как перестать закрывать глаза на то, кем является любимый. Борис.
В горле ком слез и я понимаю, что мой огрех нельзя скидывать на отца. Он не должен разбираться с моей ошибкой. С тем, что я так долго держала глаза закрытыми.
– Мама, – вытираю слезы. Хватит реветь, пора доказать, что я не своя тетя. Пора доказать, что имя никак не влияет на судьбу. – Собери свои и папины вещи. Мои, какие есть.
– Нина…
– Нам скорее всего придется уехать, куда – решим потом.
– А ты куда? – смотрит глаза широко открыв, как я поднимаюсь. – Только не говори…
– Меня он не тронет, а насчет папы не уверена. Я… не знаю, что он сделал с Ульяной.
– Что ты такое говоришь?! – выкрикивает мама, и я быстро рассказываю о ее приезде в Москву и отношениях с Борисом. В двух словах, но она все равно бледнеет.
– Мама… Мне надо идти, – пытаюсь вырваться, пока она до боли сжимает мои плечи. – Я все выясню. Я все исправлю.
Она падает на стул, а я кидаюсь в коридор, хватаю свой пуховик и вызываю такси. Мне нужно не опоздать. Мне нужно дать понять Борису, что наши отношения ошибка.
Теперь я осознаю это слишком ясно. Главное, не растечься лужицей, как боялся папа. Главное, держаться плана, что я для себя придумала.
Осталось только… Его придумать.
Но даже выйдя из такси, у меня не было четкой оформленной мысли. Как сказать. Что сказать? Как заставить себя? Как заставить себя перестать мечтать об этом человеке.
Как возненавидеть его за все то зло, что он совершил и совершит. Глупо надеяться, что моя любовь сделает его белым и пушистым.
Скорее его натура превратит меня в себе подобную. Так же стремительно, как черный цвет поглощает любой другой. Перед черным бессильно все.
И я бессильна. Иначе я бы ощущала тошноту от предстоящей встречи. А не предвкушение и похоть.
Дверь железных ворот открывается, и я захожу внутрь.
На негнущихся ногах шагаю вперед, ежась от ветра, что задувает мне за воротник.
Мозг работает с удвоенной силой, планируя побег. Но как убежать? Да еще и не пострадав.
Возле входа стоит машина, из нее выходит Иван. Напряженный. Ни капли того злорадства, что еще портило его вчера.
– Нина, – он сглатывает и преграждает путь. – Давай ты сейчас пойдешь в комнату и просто подождешь там.
– А давай ты пойдешь в задницу? – выплевываю я и обхожу его по кругу. Мерзкий трус.
Только вот, что бы я сделала, расскажи он мне все.
Поверила бы? Сняла бы розовые очки?
А если я все придумала?
А если отец с Борисом уже все обсудили и просто пьют виски?
А если сестра уже летит на самолете на мою свадьбу. А если все, что сказал папа, лишь видимость. А может быть еще есть шанс, что я буду счастлива? С Борисом? Есть? Хотя бы крошечный.
