– Привет, Бентли, – спокойно поприветствовала собаку Флоренс. – Привет, малыш.
Какое-то время мужчина наблюдал за ними, тепло улыбаясь.
– Вы остановились в том старом доме, вниз по дороге? – спросил он. Флоренс кивнула.
– Значит, она не предупредила вас о большом, свирепом Бентли? – поинтересовался он с усмешкой.
– Нет, она никогда о нем не упоминала.
Бентли облизывал ее руки влажным, шершавым языком.
– Он пару раз забирался к ней в сад, и она чуть с ума не сошла. Теперь, когда Бентли ее видит, он убегает, поджав хвост.
Флоренс почувствовала, что должна как-то защитить Хелен.
– Возможно, она просто не любит собак.
– О да, определенно не любит. Но, думаю, собак любят те, с кем она общается, а это говорит о многом. Вы второй ее гость за последние несколько месяцев, который так нравится Бентли.
Флоренс удивленно подняла глаза:
– Второй? А когда был первый?
– Ох, я и не помню. Наверное, давно. Снег тогда точно лежал.
Бентли вдруг замер и насторожился. Секунду спустя он исчез в кустах так же внезапно, как и появился.
– Ну вот, опять он за свое, – мужчина покачал головой и направился вслед за собакой, махнув на прощание Флоренс.
Позже, за ужином, Флоренс рассказала об этой встрече Хелен и спросила, что это был за гость.
– Понятия не имею, – ответила Хелен. – Должно быть, кто-то остановился в другом доме. Здесь никого не было.
– Да?
– Господи, эта собака просто ужас.
– Бентли? Он такой милый.
– Посмотрим, что ты скажешь, когда он раскопает все твои розы.
Внезапно тишину нарушил звук, похожий на женский крик.
Флоренс с тревогой посмотрела на Хелен:
– Что это было?
Хелен пожала плечами:
– Наверняка какое-то животное.
– Наверняка?
Флоренс подошла к окну, но увидела только свое расплывчатое отражение. Снова послышался странный звук, он доносился откуда-то со стороны дороги.
– Пойду посмотрю, – сказала она и вышла в холодную вечернюю тьму.
После яркого домашнего света у нее возникло ощущение, что на голову натянули черный мешок. Она подошла к краю подъездной дорожки и вгляделась в темноту. Снова услышала крик и направилась в ту сторону, откуда он раздавался.
На земле лежала сова, в ее больших желтых глазах застыл страх, а зрачки были похожи на чернильные капли. Не было ни крови, ни следов каких-то повреждений. Она вновь резко вскрикнула, еще настойчивее.
Флоренс пошла обратно к дому.
– Это сова, – сказала она. – Похоже, ей очень плохо. У вас есть полотенце или что-нибудь такое?
– Для чего?
– Чтобы принести ее сюда. Вы не знаете, есть в городе ветеринар, которому мы могли бы позвонить?
– Не надо тащить это существо в мой дом.
– Я думаю, она умрет, если мы ей не поможем.
– Такое часто случается. Они едят мышей, проглотивших крысиный яд.
– Что? Это же ужасно.
– Не ужаснее, чем обнаружить мышиный помет в своей наволочке. – Хелен улыбнулась одной из своих мрачных улыбок.
Флоренс пристально посмотрела на нее.
– Ради бога, Флоренс, это только сова. – Хелен явно была раздражена. – У меня едва хватает сочувствия для знакомых мне людей. Каждый день нас просят пожалеть беженцев из Сирии, геев в Чечне, мусульман в Мьянме. Это уже слишком. Человеческий разум не предназначен для восприятия стольких страданий. Он рассчитан на то, чтобы сопереживать своему самому ближнему кругу. Так что, пожалуйста, не заставляй меня тратить мои иссякающие запасы на сову.
– Ладно, извините, – тихо сказала Флоренс. – Просто мне кажется, что сова и есть часть нашего ближнего круга. Лежит совсем рядом – она слабым жестом указала в сторону двери.
– Ты меня неправильно поняла, Флоренс. Я ни слова не сказала ни о каком реальном ближнем круге. Разве ты не слышала? Его не существует. Мой ближний круг – это я сама. И я не чувствую себя ответственной перед кем-то за его пределами – перед людьми, птицами, перед кем угодно.
Флоренс опешила. Неужели можно вот так взять и решить, что ты никому ничего не должен? Она никогда не могла понять, когда Хелен говорит, просто чтобы шокировать собеседника, а когда действительно так считает.
Она попыталась представить, как бы выглядела ее жизнь, откажись она от всякой ответственности, но так и не смогла. А через несколько минут крик за окном прекратился.
18
К середине апреля, примерно через месяц после начала работы, Флоренс начала делать то, что ей делать не следовало, и она это прекрасно знала.
Чем больше страниц из нового романа Хелен она читала, тем меньше он ей нравился. Хорошо составленные фразы, убедительный сюжет, но не хватало той искры, той энергии, которой был наполнен «Миссисипский фокстрот».
Когда первый роман только вышел, Флоренс еще работала в книжном магазине в Гейнсвилле. Коллега передала ей книгу с таким благоговейным трепетом, будто это был подростковый дневник Христа. Позже, в «Форрестере», Аманда одной фразой точно сформулировала то, что чувствовала Флоренс, сказав о Мод Диксон: «Я ее убить готова!» Конечно, они завидовали – зависть была естественным следствием честолюбия.
Флоренс была тогда потрясена, какая уверенность и сила исходили от текста. Она попробовала перепечатать несколько предложений, вспомнив, что так поступала Дидион с произведениями Хемингуэя. И в самом деле ощутила преображение, как будто писала свою книгу сведенными артритом пальцами и внезапно нашла лекарство.
Но, печатая черновик второго романа Хелен, она ничего такого не испытывала. На самом деле ей пришла в голову другая, но тоже очень возбуждающая мысль – о том, что она сама могла бы это написать.
Так все и началось.
Если Флоренс не могла разобрать слово, написанное Хелен, то принимала решение все быстрее и увереннее. Сначала это был просто способ избежать очередной ужасной сцены вроде той, что произошла наверху в кабинете в ее первый рабочий день. Но вскоре она вошла во вкус. Каждый раз, стоило выбрать подходящий вариант, ее охватывало легкое волнение. Она чувствовала себя соавтором, а не просто помощницей.
Вскоре она осмелела и начала добавлять слова, которых вовсе не было в черновиках. Но они точно делали книгу лучше. Если бы Хелен их заметила, то без сомнений приняла бы. И, может быть, даже поблагодарила Флоренс.
Хелен, однако, ничего не замечала. Заканчивая печатать очередной кусок рукописи, Флоренс сохраняла новую версию на ноутбуке и отправляла файл по электронной почте. Она предполагала, что Хелен читает и вносит правки, но та еще ни разу не попросила ее что-то перепечатать и не прокомментировала ни одно из добавлений. Флоренс начала подозревать, что вставленные ею слова могут остаться в романе.
