– Так вы писатель?
Флоренс посмотрела на свои руки и осторожно кивнула.
Он пробыл еще около получаса, но ни разу не упомянул имени Хелен. Наконец собрался уходить, поднялся и сказал «вам очень повезло» таким тоном, что это прозвучало как обвинение. Он уже взялся за занавеску, как Флоренс произнесла:
– Подождите.
Он обернулся.
– А что с машиной? – спросила она. – Ее выловили?
– Что, простите?
– Ее вытащили из воды?
– Да, конечно. Но с ней все кончено. – Он говорил так, словно она была ребенком. – Двигатель промок. Лобового стекла нет.
– Нет, это не… – Флоренс запнулась.
Нет лобового стекла. Должно быть, оно разбилось при ударе. И Хелен, Хелен, которая никогда не пристегивалась…
Он продолжал пристально смотреть на нее.
– Значит в машине не было больше… ничего?
– Чего именно?
Флоренс молчала.
– Моих туфель, – нашлась она наконец, – мне очень жаль моих туфель. Они были дорогие.
Идрисси вытащил из кармана телефон, набрал номер и быстро заговорил по-арабски. Повесив трубку, сообщил ей, что туфель нет, но они нашли платок.
– Платок?
– Да. В бело-голубую полоску. На вас был такой?
В ее памяти явственно всплыла картина, как Хелен выкидывает окурок через перила и с ее плеч соскальзывает полосатый платок.
– Да, это мой, – прошептала она.
– Хорошо, я заберу его и привезу вам.
– Спасибо. – Она не отрывала сосредоточенного взгляда от тонкого одеяла, прикрывавшего ее ноги. Ей хотелось, чтобы он ушел. И он подчинился, резко отдернув занавеску.
Флоренс постаралась успокоиться.
Он не знал, что в машине был кто-то еще. Не знал, что она кого-то убила. Он не знал. А Хелен, должно быть, просто… уплыла.
Она закрыла лицо руками и лежала так несколько минут, пока не поняла, что это похоже на спектакль, а зрителей у нее сейчас не было. Она снова положила руки на кровать.
28
На следующий день рано утром ей принести какие-то бумаги для выписки. Бланки были на арабском, но Флоренс это не волновало. Она вписала имя Хелен Уилкокс там, куда указала медсестра, и нацарапала внизу неразборчивую подпись.
В тот момент у нее появился шанс сообщить, что она вовсе не та, за кого ее принимают, но она им не воспользовалась.
Когда она встала, ноги едва не подкосились. Медсестра помогла ей добраться до общей ванной комнаты в коридоре. Она была маленькой и грязной. Впервые Флоренс почувствовала благодарность за то, что до сегодняшнего дня могла пользоваться судном.
Она с трудом оделась, стараясь не испачкать вещи в отвратительной луже на бетонном полу. Потом долго смотрела в зеркало. Лицо отекло и поблекло. У нее было странное чувство раздвоения, как будто зеркало на самом деле окно или фотография кого-то другого. Она вспомнила, как на университетских вечеринках пьяные студенты рисовали маркером на лицах находившихся в отключке друзей. Ей показалось, что с ней поступили так же – кто-то взял театральный грим и нарисовал синяки и кровоподтеки, пока она спала.
Но нет, все они были настоящими – свежими и болезненными. Жесткая шероховатая ткань платья соприкасалась со ссадинами на теле, причиняя острую боль, а тугая повязка, которую наложили из-за перелома ребер, впивалась в покрасневшую кожу.
Флоренс открыла кран горячей воды и подставила руки под неровную струю, но даже через несколько минут вода оставалась отвратительно теплой. Она в отчаянии закрыла кран.
Перед выпиской ей вручили счет, выходило около девяноста долларов США. Она расплатилась кредиткой Хелен. Потом приехал полицейский Идрисси, чтобы отвезти ее обратно на виллу. Она предпочла бы взять такси, но не хотела вызывать подозрений. Разве невиновный человек откажет полицейскому, предложившему его подвезти? Особенно если у этого человека нет обуви.
– У меня неприятности? – спросила она, когда они уже ехали в машине.
– Как я уже говорил, алкоголь и вождение – это противозаконно.
– Но почему вы думаете, что я была пьяна? Меня проверяли алкотестером?
– Что это такое?
– Я имею в виду, у вас есть доказательства, что я пила?
– В ресторане говорят, да.
– Вы с ними разговаривали?
– Конечно, разговаривал.
Флоренс неловко заерзала на сиденье. Ремень безопасности давил на ребра.
– И что меня ждет? – поинтересовалась она.
Машина перед ними внезапно затормозила, и Идрисси ударил по клаксону. Потом высунул голову из окна и сердито крикнул что-то водителю. Когда они снова тронулись, он откинулся на спинку и глубоко вздохнул. На следующем светофоре повернулся к Флоренс и сказал:
– Скорее всего, ничего. Туризм здесь имеет особое значение. Вы меня понимаете?
Флоренс кивнула. Ей стало стыдно – она была уверена, что именно этого он и добивался.
– Мой племянник за это полгода сидел в тюрьме. Но мой племянник, понятное дело, не американец.
– Мне очень жаль. – Флоренс не знала, как еще отреагировать. Ей было интересно, почему он не смог использовать свои связи в полиции, чтобы помочь племяннику, но спрашивать она не стала. Может быть, здесь были другие порядки.
– У вас прекрасный английский, – сказала она, надеясь, что лесть смягчит его.
– Да, меня выбрали в новую brigade touristique
[23], – процедил он сквозь зубы. – Полиция. Только для туристов.
– Поздравляю, – неуверенно произнесла Флоренс.
Он презрительно усмехнулся и сильнее нажал на газ.
Когда они подъехали к дому, к ним по тропинке начала спускаться Амина. Увидев за рулем полицейского, она остановилась. Он кивнул ей, но она так и не двинулась с места.
Флоренс уже собиралась открыть дверь, как Идрисси вдруг спросил:
– А где ваша подруга?
Она повернулась к нему и резко произнесла:
– Какая подруга?
Ей показалось, что он едва заметно улыбнулся, как будто ждал момента, чтобы огорошить ее этим вопросом.
– Та, с которой вы ужинали в «Дар-Амале».
Ну да, конечно. Он же разговаривал с людьми из ресторана.
Флоренс подумала, не слишком ли поздно признаться во всем, рассказать ему о виски, платке и темной дыре в памяти. Она открыла рот и снова закрыла.
– Она уехала на такси раньше, – сказала она так тихо, что Идрисси пришлось наклониться.
