— Чего?
— Стрелы цогские…
— Ну и что? — Зугур уже начал веслом разворачивать Родомысль, кивая Луне — бери второе.
— Ну и то… — Шык хмуро глянул на плывущие мимо деревья западного берега: — Берег этот — цогский, порви их Влес на части, как бы западня не была хитрее, чем мы думаем!
Но выхода у путников все равно не было, и Зугур с Луней, поднавалившись на весла, в миг домчали корабь до бревенчатой преграды, пристали к закатному берегу, попробовали разметать заплот — но не так просты были цоги, навбивали они меж бревен в прибрежное дно свай. Тут и за пять дней было не разобраться — какое бревно за какое держится.
— Ну, раз так, тогда давай волоком! — скомандовал Зугур, и Родомысль вновь, как было уже не раз за время плаваний, оказалась на суше. Скользя по мокрым листьям, лодья ходко пошла, завалившись на левый борт, и толкаемая людьми, уже почти объехала посуху преграду, как вдруг полсотни цогов на том берегу, все так же молча, бросились вперед, и побежали через реку по притопленным бревнам, как по болотной гати, стремительно приближаясь и на бегу вскидывая свои огромные луки.
— В лес! — заорал Шык, отшвыривая Луню от лодьи: — Зугур, бросай все, уходим!
Едва успев похватать оружие и несколько мешков с чем попало из лодьи, отрядники бросились прочь от реки, а им вслед уже летели несущие смерть стрелы, и лишь по счастливой случайности никого не задело…
Бежали долго. Диковенный лес не мешал путникам, не цеплял ветвями, не совал под ноги кусты и вьючие травы, да и не было тут никаких кустов, веток и трав — только огромные стволы, возносящиеся в самое поднебесье, и толстый, почти по колено, ковер из крупных, шуршучих листьев под ногами.
Цоги явно не спешили — отрядникам удалось довольно далеко оторваться от преследователей, и они присели у упавшего ствола древесного исполина отдышаться.
— Куда теперь-то, Шык? — Зугур, тяжело дыша, озирался по сторонам: Опять, как в Зул-кадаше, дни на пролет бежать будем?
— Я думаю, цоги нарочно нас ждали. — мрачно ответил волхв: — Ждали, а теперь будут гнать, как охотники на облавной охоте. И где-то там, впереди, сидят в засаде другие… Или другой, еловую колоду ему в дыхло! Вот так-то, други!
Фарн пердостерегающе вскрикнул — вдалеке послышался шум. Множество ног ступали там по сухим листьям, погоня приближалась!
— Ну, думать нечего — бежать надо, если хотим живыми быть! решительно рубанул рукою воздух Зугур.
И они вновь побежали, как и прежде, в Зул-кадаше — безо всякой надежды на спасение. К концу дня стало ясно — цоги гонят путников на северо-запад, прямо к горам, невидимым пока за сплошной стеной из толстенных, коричневокорых стволов.
Странный это был лес. Странный — и страшный своей непонятностью. Ни зверя, ни птицы, ни растеница не водилось в нем, и стояла оглушающая, мертвая тишина, нарушаемая только шуршанием бурой листвы под ногами. Даже ветер не решался залетать к подножию деревьев, шумел где-то в вершинах, и изредко оттуда падали вниз отломившиеся ветки.
Несколько раз на пути отрядникам попадались низкие строения — что-то вроде деревянных сараев, с решетчатыми крышами, дощатыми полами, и без стен с закатной стороны. Внутри этих балаганов стояли жуткомордые идолы, обмазанные запекшейся кровью — судя по всему, человеческой. Толстый слой листьев, нападавших сковозь голые стропила, придавал капищам нежилой и тоскливый вид — словно ты в полуразрушенной избе, откуда ушли и жители, и вся добрая нежить и нелюдь, что соседствует с человеком, облегчая людям жизнь.
— Не иначе, цогские святилища, где они кормят своих богов кровью! кивая на очередной дощатый сарай, на бегу бросил Шык.
Цоги не пытались ускорять свое движение. Они шли ровной цепью, неутомимые и страшные в своем молчании, шли с натянутыми луками, и едва путники, замешкавшись, появлялись на виду у белолицых низкорослых стрелков, как тут же начинали петь огромные луки, и смертоносные стрелы со звоном вонзались в деревесные стволы.
А потом наступила ночь, но она не укрыла спасительным мраком четверку усталых людей — ровным, млечным светом засветились в темноте опавшие листья, а стволы деревьев казались выкрашенными белесой краской.
— Это лес сажали цогские боги. — после долгих раздумий сказал своим спутникам Шык на одном из коротких привалов-передыхов: — Это их земли и здесь действуют их законы. Нас гонят к горам, и я думаю, там нас ждет не просто засада, там нас ждет тот, кто послал цогов на эту охоту. Мы нужны ему живыми — иначе нас давно бы уже подстрелили.
— Дяденька, думаешь, это супротивник наш? — подавляя неожиданную дрожь, спросил Луня, и Шык кивнул.
— Вот и ладно! — неожиданно с облегчением выдохнул Зугур: — Хоть повидаемся с этим тварнюком! Надоело впустую шарахаться. А так, глядишь, и мечом позвенеть удасться перед смертью — все потеха!
Фарн не принимал участия в общим разговорах — Груда все еще не отпускала тело этроса, а кроме того, он грустил по оставшейся на берегу реки Родомысли, грустил, как по живому человеку, ибо для каждого этроса его челн — как близкий родич…
На рассвете преследуемые цогами путники добрались до предгорий. Деревья тут росли реже, и изредка сквозь прогалы в переплетении веток можно было рассмотреть покатые вершины гор. Эти горы сильно отличались и от величественных пиков Ледяного хребта, и от могучих вершин Серединного, и от скалистых круч Спящих — цогские горы были много ниже, камень тут повсюду соседствовал с деревом, толстый мох и лишайники скрывали гранитные глыбы, делая их похожими на обросших шерстью диковенных зверей.
Цоги, неутомимо шагая следом, выгнали путников на вершину крутого холма, примыкавшего к более высокой горе. Отсюда был только один путь вниз, по поросшему деревьями склону, в глубокую и мрачную долину, где наверняка и поджидала засада. Однако Фарн неожиданно заупрямился, схватил Шыка за рукав и начал настойчиво объяснять что-то по-арски, указывая рукой вверх.
— Что он говорит? — спросил Луня у Зугура, и вагас скривился в ответ:
— Предлагает лезть на самую крутоверть, в горы! Но мы ж не кошки!
Оказалось — кошки. Шык, выслушав Фарна, тряхнул гривой волос и вдруг весело оскалился:
— А что, натянем этим цогам нос на дупу! Зугур, вынай веревки, обвязываться будем!
Обвязались и полезли по замшелым уступам вверх. Луню, как самого легкого, пустили первым, за ним шел Шык, потом Зугур, и последним — пыхтел и кашлял Фарн.
Сперва лезть было легко — и руками есть за что зацепиться, и куда ногу поставить. Но потом дела пошли хуже — склон горы стал совсем отвесным, скользили под руками обомшелые камни, срывались с казавшихся надежными уступов ноги. Однако отрядникоам повезло — примерно на средине подъема Луня, а следом за ним и остальные выбрались на узкий карниз, что нависал над бездной и вел вдоль отвесного склона вправо, в круг горы.
А внизу уже маячили меж деревьев вымазанные белой краской лики цогов, поднимавшихся на холм. Надо было спешить — здесь, на скалах, путники были хорошей мишенью, и вот Луня, вжимаясь в камни, осторожными шажками первым двинулся по карнизу, стараясь не смотреть вниз и не оскальзываться на пружинящем под ногами сочном мху.
