— Что тебе мешает? — горячо зашептал он.
Я качнула головой. Губы дрогнули. И опять поцелуй. Неловко шагнула назад, повалилась на постель, Кеша — сверху. Кофта поползла вверх. Замычав, упёрлась ему в грудь, с ужасом понимая, что он намного сильнее.
— Как ты появилась на заправке… — хрипло, сбивчиво, не прекращая искать мои губы своими, — так всё. У тебя волосы были в хвост собраны. А потом резинка порвалась. Ты её связала… А я на тебя смотрел и всё… Всё, Ника. Какая же ты красивая, — губами по щеке, по скуле. Я отвернулась, и влажные губы прошлись по моему носу. — Вероника… Ника…
Он хаотично целовал меня, озверев, касался груди. Боже-боже-боже…
Внезапно у входа раздался грохот. Тяжело дыша, Кеша повернул голову. Я сглотнула. В дверях стоял Герман. Злой, как дьявол. Чёрные глаза полыхали яростью, на лице гуляли желваки.
— Пошёл вон, — процедил он, почти не шевеля губами. Смотрел при этом он не на Кешу — на меня. — Пошёл вон, сопляк, — повторил и, схватив за шкирку, швырнул Кешу прочь из нашей с Платоном комнаты.
Нет, не из нашей. Из своей. Эта комната была его, эта квартира была его. Я была на его территории, и он мог сделать всё, что угодно. Удав и мышка…
Я приподнялась на локтях. Герман нехорошо прищурился. Обернулся к Кеше и смерил взглядом.
— Ты не понял?
Кеша с сомнением глянул на меня.
— Иди, — поспешно шепнула я. — Потом поговорим.
Сердце бешено стучало, в голове было мутно, страх ещё не отступил, но уже перехлёстывался новым. Бывший сменщик ещё раз посмотрел на меня, на Германа. Не прошло и нескольких секунд, как дверь в коридоре хлопнула. И вместе с её хлопком Герман двинулся ко мне.
— Значит, так? — свистящим шёпотом процедил он, зло щурясь.
Я инстинктивно отползла к изголовью.
— Ты… — прохрипела было.
Он дёрнул пряжку ремня. Рванул. Ремень со свистом вылетел из петель и оказался у него в руках.
— Так, — повторил он сам себе и намотал его на руку. — Так, значит так, — склонился и схватил меня за лодыжку.
Глава 8.3
Проехавшись спиной, я почти слетела с постели.
— Испуганно хватанула ртом воздух.
Пальцы ног коснулись пола, Герман придавил ладонью мою коленку.
— Решила устроить тут притон? — Прошёлся по мне взглядом.
Задравшаяся кофта сбилась под грудью. Я втянула живот. Герман презрительно хмыкнул и впился в моё лицо. Рука его медленно поползла вверх. Только когда пальцы оказались на голой коже над резинкой штанов, я пришла в себя. Прикосновение к животу ошпарило. Снова подалась назад, отползая от него.
— Ничего я не устроила! — вскрикнула, всем существом желая быть в этот момент как можно дальше от Германа. Под спиной оказалась подушка, дальше ползти было некуда. — Мы просто…
Осеклась, поймав новую наполненную презрением усмешку. Сложив ремень пополам, Герман щёлкнул им. Вдоль позвоночника прошёлся холодок.
— Вы просто, — выпад, и моя кисть оказалась в его. — Просто решили потрахаться в удобной постели. Да, девочка?
Петля затянулась на запястье раньше, чем я успела сказать хоть слово. Кожа ремня впилась в руку, царапнула металлическая пряжка.
— Что ты делаешь? — я принялась вырываться.
Герман рванул за ремень. Перехватил меня за локоть другой руки и поставил на постель на колени, как игрушечную. Сердце колотилось в горле, тела я не чувствовала. Видела только чёрные глаза Германа, его дыхание обжигало кожу. Петля на запястье затянулась так сильно, что пальцы онемели. Локтей я тоже не чувствовала. Герман сдёрнул меня на пол, отшвырнул от себя. Запутавшись в покрывале, я упала. Распласталась у его ног.
— Вставай, — приказал он.
— Герман…
— Вставай! — он и голоса не повысил, а ощущение было, что я оглохла. — Шлюхи мне не нужны, — он цедил слова сквозь зубы, пронизывая меня холодом тёмных глаз.
Я не успела не то что встать — сделать выдох, а он схватил меня и рывком поставил на ноги. Болтнувшийся ремень хлестанул меня по голени. Герман обвёл взглядом комнату. Взял мой рюкзак и, раскрыв, вытряхнул всё, что было внутри, на постель. Фантики от карамелек вперемешку с монетами. Два тампона и нижнее бельё, которое я так и не убрала в шкаф. Поморщившись, он пригоршней сгрёб всё обратно. Туда же — свитер, висевший на спинке стула.
— Что ты делаешь? — выдавила я. — Герман, что ты делаешь?! — схватила его за руку, когда он выдвинул ящик тумбочки.
Босая, с болтающимся на руке ремнём, растрёпанная и донельзя напуганная, я не хотела верить в вызвавшую панику догадку. Так и неоправленная кофта сама опустилась вниз. В животе сводило от страха, глаза жгло от слёз. Не закрывая рюкзак, Герман взял конец ремня и, намотав на руку, выволок меня в коридор. Швырнул рюкзак к двери, меня — к вешалке с курткой. В последний момент я успела развернуться. Герман оказался в нескольких сантиметрах. Обхватил мою шею сзади и крепко сдавил. Морщась, втянул носом воздух. Как сторожевой пёс, почуявший запах чужака, оскалился.
— Ненавижу шлюх, — просипел он, опустив взгляд на растянутый воротник моей кофты. Снял с крючка куртку и бросил в меня. — Убирайся.
Отступил. Только что я чувствовала его запах, дыхание его опаляло губы, теперь меня пробирал леденящий озноб. Пальто Германа лежало на тумбочке позади него, ворот его рубашки был расстёгнут на две верхние пуговицы. Как он вернулся, я не слышала. Да и разве могла слышать?
— Если ты меня выгонишь, — просипела, комкая куртку, — я не отдам тебе…
Пренебрежение, отразившееся в его глазах, скривившее его губы, заставило меня замолчать. Отперев дверь, Он взглядом указал мне на выход. Я не сдвинулась с места. Не знала, что делать.
— Ещё секунда, и ты пойдёшь босиком.
Проверять, сдержит ли он слово, я не стала. Подхватила с пола кроссовки и вышла на лестничную площадку. Рюкзак упал рядом с моими ногами. Я развернулась в попытке хоть что-то объяснить. Герман взял меня за руку. Пальцы прошлись по коже, петля ослабла, ремень оказался у него.
— Своё я получу, девочка, — угрожающе сказал он. Его «девочка» прозвучало с подтекстом. Ещё более унизительно, чем звучало до этого «шлюха». — Хорошо начинаешь, — дотронулся до моего лица. Погладил скулу. — Далеко пойдёшь.
Рука его исчезла, меня оглушил хлопок двери. Внутри всё оборвалось.
Ничего не соображая, я обулась. Взяла рюкзак и только оказавшись внизу, поняла, что на мне домашние штаны, а куртку я всё ещё держу в руках.
Консьержка посматривала, но молчала. Ежу понятно, что догадалась. Вначале Кеша, будь он неладен, потом вернувшийся домой Герман. Изо всех сил стараясь не дать волю слезам, я натянула куртку поверх домашней кофты. Влажные волосы холодили спину, пальцы не слушались. Оглушённая, вышла на улицу и обессиленно привалилась спиной к стене дома. Выдержка кончилась. Прижимая к груди рюкзак, я громко заскулила. Ноги держать меня перестали, и я скатилась прямо на асфальт. Сдавила пальцами рюкзак и, уткнувшись в него, заплакала.
