Сунув руки в карманы кожаной куртки, я проводил взглядом уходящий в море корабль.
— Да, хочу.
Девчонку я нашёл в гостиной. Свернувшись клубком в уголке дивана, она сидела, зажав в тонких пальцах раскрытую книгу.
— В чём дело? — резко спросил я, заметив, что глаза у неё мокрые.
Весь день я провёл в порту. Ветер, море и чайки… А теперь этот чёртов запах ванили.
— Это так… — она подняла на меня взгляд. Губы её дрогнули. Я невольно глянул на её ноги, на стопы с аккуратными пальцами и изящные лодыжки. — Так красиво, Руслан.
Пальцы её так и лежали на раскрытых страницах.
Забрав книгу, я понял, что это та самая испанская ересь, которую я отдал ей утром. Кинул обратно на диван.
— Хочешь сказать, что хоть что-то поняла? — я продолжал рассматривать её.
Спустив ноги с дивана, она оправила подол и, дотянувшись до книги, положила её на столик. Смахнула слезинку.
Впервые за долгое время я чувствовал голод. Голод и усталость — приятную, ноющую. И теперь ещё… Проклятье! Её узкие аккуратные стопы, её ноги: она волновала меня, и с каждым разом я понимал это всё отчётливее.
— Конечно, — отозвалась она как само собой разумеющееся. Вздохнула — немного неровно, тяжело. Грудь её приподнялась и опала. — Эти строчки…
— Где ты выучила испанский, Ева? — я опять почувствовал раздражение. Пожалуй, всё-таки стоило задать малышке Маугли несколько вопросов, хоть делать этого у меня всё ещё не было никакого желания.
Отвечать она не спешила. Замялась, разглаживая подол платья, посмотрела на свои сжатые коленки.
— Где твои родители? — попробовал я иначе, пытаясь сохранять остатки самообладания.
Чтобы как-то отвлечься, взял пульт и включил плазму.
На экране тут же замелькали кадры рекламного ролика, молодая кобылка продемонстрировала широченную улыбку, призванную, очевидно, сидящих у экранов потребителей броситься скупать зубную пасту, которую она настойчиво расписывала во всей красе.
— Не знаю, — после недолгого молчания сказала она, смотря при этом на экран. Потом всё-таки отвлеклась и посмотрела на меня.
Я щёлкнул кнопкой на пульте. Рекламу сменил выпуск вечерних новостей — хоть что-то дельное. Бросив пульт на кровать, я подошёл ближе к Еве.
— Где ты выучила испанский, — повторил размеренно. — Ты помнишь про то, что я тебе говорил? Про то, что не люблю повторять одно и тоже дважды? Ева… Ты слишком часто заставляешь меня делать это.
— Я… — она опять замялась.
Репортаж сменился, на экране замелькали знакомые горные пейзажи, и я невольно отвлёкся.
— Сегодня утром у обочины дороги между посёлками… — заговорил появившийся в кадре репортёр. — Смерть наступила в результате пулевого ранения в затылок. Погибшая — сорока восьмилетняя местная жительница Семёнова Анна…
Как всегда. Ничего нового, ничего стоящего. Потеряв интерес к новостям, я хотел уже надавить на так и молчавшую Еву.
— Откуда ты бежала? — подошёл вплотную и дёрнул на плечо на себя, заставляя отвести взгляд от экрана и тут понял, что она сидит ни жива, ни мертва.
Бледная, она посмотрела на меня и, судорожно сглотнув, спросила надтреснутым голосом:
— Это ведь новости? Не кино?
— Не кино, — подтвердил я, внимательно наблюдая за ней. Потом снова посмотрел на экран, отметив про себя, что чуть позже нужно будет обязательно пересмотреть репортаж. Местная жительница сорока восьми лет и моя малышка…
— Ты её знаешь? — я сильнее сжал плечо девчонки. — Отвечай!
— Нет, — поспешно соврала она.
А в том, что соврала, я не сомневался.
8.1
Ева
Оставшись одна в своей комнате, я растеряно осмотрелась и, совершенно опустошённая, села на пол возле постели. Подтянула к себе колени и, обвив их руками, уткнулась лбом. Анна…
Если бы не она, мне бы никогда не удалось выбраться за пределы пансионата. Если бы не она, я бы сейчас…
Застонав, я коснулась ладонями ковра. Руслан не поверил мне, и я это знала. Почему не продолжил расспрашивать? Почему отпустил, приказав переодеться к ужину? К ужину…
Просидев ещё несколько минут, я заставила себя подняться. Только сейчас заметила лежащую на кровати коробку, но, достав платье, не смогла даже взглянуть на него. Снова обессиленно опустилась на пол и, зажав в руках мягкую ткань, всхлипнула.
— Простите меня, — вырвалось у меня с глухими рыданиями. — Простите меня, Аня. Если бы не я…
Сделав надрывистый вдох, я заставила себя подавить рыдания. Если бы не я, она была бы жива. Из-за меня она получила эту пулю. Из-за того, что помогла мне сбежать. И я даже знала, кто нажал на курок. Кто-то из тех, кто всегда сопровождал Бориса. Один из его телохранителей, а может быть, и он сам.
— Ты опоздала, — сказал Руслан, стоило мне появиться в кухне.
Он стоял прямо напротив двери, опираясь о стол. Руки его были скрещены на груди, взгляд направлен прямо на меня.
Вздрогнув, я остановилась. Что говорить ему, если он снова начнёт задавать вопросы? Уже почти готовая сказать ему о пансионате, о своём побеге, сейчас я не была уверена, что стоит делать это.
— Извини, — сдавленно отозвалась и подошла ближе, не дожидаясь, пока он повторит.
Злить его не стоило, тем более что, кажется, он и так был мной не очень доволен.
Пройдясь по мне взглядом Руслан, ничего не сказав, взял со стола бутылку и откупорил её. От негромкого хлопка я вздрогнула и тут же заставила себя успокоиться. Не думать об Анне, не думать о том, что случилось. По крайней мере, пока я снова не останусь одна.
— Тебе идёт этот цвет, — протянув мне бокал, сказал Руслан.
Цвет… Я вспомнила про новое платье. Нежно-розовое, с кружевной отделкой, оно и правда было настолько красивым, что надев его, я с минуту простояла у зеркала.
— Оно очень красивое, — честно сказала я. — И кружево… — коснулась груди, где поверх ворота шла изящная отделка, без которой вырез был бы просто непристойным.
— Кружево… — он приблизился, дотронулся до кружева, украшающего ворот платья и, внезапно сжал его. — Это лишнее, — дёрнул.
Я ахнула, когда ткань, затрещав, подчинилась его силе.
Он дёрнул снова, обрывая его до конца.
— Так лучше, — провёл пальцами по краю ворота, по груди. — Да, так намного лучше, — выговорил немного сипло, неспешно и отбросил кусок платья к столу.
Ладонь его опустилась на моё бедро. Бокал у меня в пальцах дрогнул, когда Руслан, обхватив ягодицы, смял их — грубо, без церемоний.
Дыхание его коснулось моего лица. Резко прижав к себе, он потёрся о меня пахом, и я ощутила его твёрдость. Так же было с Борисом, когда он трогал меня. Вот только… Страх, поднявшийся внутри, неожиданно смешался с какой-то незнакомой раньше тревогой.