Книга Последнее желание, страница 71. Автор книги Сергей Волков

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Последнее желание»

Cтраница 71

– Стой! – резкий окрик Стоящего-у-Оси прозвучал, как удар бича. – Я сам пойду с ноктопуса-ми! Я сам возьму Ларец! И если ты, Габал, поможешь мне, то завтра... О, завтра ты будешь властелином мира!

– Но почитаемый эрри... – Седьмая спица вдруг рухнул на колени. – Дело в том, что наблюдающий, передавший про Ларец Желаний, упомянул о нем в формальном рапорте...

– Что?! – эрри Апид застыл, наливаясь чернотой. Марвел в виде золотого ножа с длинным лезвием, зажатый в его руке, исказил человеческий облик Стоящего-у-Оси, превратив его в подобие познавших Атис. Эрри Габал беззвучно открывал и закрывал рот, силясь задействовать свой марвел, висевший на груди, но эрри Апид шагнул вперед, занося Золотой нож для карающего удара...

Он не видел, как за его спиной беззвучно замелькали измерения. Черные многорукие ноктопусы вломились в кабинет, грохоча шипасты ми доспехами, а над ними, стоя на скрещенных клинках, возвышался сам Поворачивающий Круг эрри Орбис Верус.

Схватка оказалась короткой. Эрри Апид успел повернуться, успел даже нанести удар, расколов панцирь крайнему ноктопусу, но остальные дружно взяли Стоящего-у-Оси в мечи, и спустя несколько секунд изрубленное тело эрри Апида легло на ковер рядом с останками его наложницы.

В сумятице досталось и эрри Габалу. Зазубренный клинок одного из гвардейцев Великого Круга на вымахе случайно дотянулся до Седьмой спицы, аккуратно смахнув верхушку черепа.

Эрри Орбис Верус взвыл с досады, но дело было сделано – и коварный преступник, и его подлый соучастник счастливо избежали наказания, улизнув в объятия Танатоса.

Поворачивающий Круг отправил ноктопусов через измерения обратно на базу и вызвал в Верхний кабинет теперь уже бывшего Стоящего-у-Оси всех иерархов, весь Внутрений Круг. Быть может, общими усилиями им удастся задержать в пределах этого мира ускользающую память эрри Апида Аксиса и эрри Габала Ориса...

* * *

Между тем наступило утро. Пресловутый Дмитрий Карлович, тринадцатилетний паренек Митя Филиппов, которого никто, кроме графа, не знал, но о котором Торлецкий отзывался, как об «очень сообразительном, смелом и вообще замечательном юноше», должен был появиться в парке, возле входа в подземелье, где-то в районе одиннадцати.

– В норе у подножия одного из дубов, что растут возле выхода, живет ручной еж, которого Дмитрий Карлович подкармливает. Мы условились, что без четверти одиннадцать я выберусь наверх. Там и произойдет наше рандеву, а затем я вас познакомлю, – сообщил граф. – Сейчас девять. Друзья, дабы не травмировать восприимчивую психику юноши, предлагаю произвести в коридоре и круглой комнате то, что флотские называют приборкой. Волонтеры имеются?

– Я! Я – балан… не, балон… а, баллон! Я – баллон-тер! – Громыко попытался подняться с дивана, на котором возлежал, но граф замахал руками:

– Что вы, Николай Кузьмич! И думать не смейте! С вашей ногой лучше не вставать до вечера. Категорически! И вообще, вам сейчас хорошо бы поспать…

Не сказать, что без колебаний, но майор подозрительно быстро подчинился настойчивым словам Торлецкого и закрыл глаза.

Яна, свернувшись в кресле калачиком, спала уже, как минимум, час. Зава клевал носом, но крепился. Графский чай и, в большей степени, возможность пообщаться с человеком, который был очевидцем всех более или менее значимых событий ушедшего века, удерживали Вадима от засыпания гораздо надежнее, чем литр крепчайшего кофе.

Илья, который все время сычом просидел в углу, лишь изредка приподнимаясь, чтобы налить себе коньяк, молча встал, подошел к Торлецкому, кивнул, мол, я готов.

– Вадим Борисович? А вы составите нам компанию? – граф уставился своими удивительными глазами на сникшего от открывшихся перспектив собирать останки Заву.

– Да, конечно, Федор Анатольевич, – вяло пробормотал он и безо всякого энтузиазма принялся выбираться из-за стола.

Торлецкий подошел к проблеме утилизации останков Гуцула и Трифоновой более чем прагматично. Скрывшись в глубинах кладовой, вскоре он вернулся, неся в руках большие пластиковые пакеты, три пары резиновых перчаток и совковые лопаты типа «БСЛ».

– Ну-с, господа, приступим. Двое держат мешок, один собирает… м-м-м… н у, словом, то, что на полу. Затем меняемся. Возражений нет?

Возражений не было. Илья, натягивая на руки толстые, сработанные на фабрике «Красный треугольник» аж в 1954 году перчатки, с неожиданным и уже подзабытым цинизмом подумал, правда, что упаковка останков в пакеты становится в последние дни его регулярной обязанностью, но вслух ничего говорить не стал. Выпитый коньяк, вопреки обычному, вверг Илью в состояние молчаливой обреченности. Все происходящее он теперь воспринимал не как ужасные события, которые навалились на него, а как общее течение жизни, попросту изменившее свое направление.

«Я – щепка в ревущем потоке. Главное, чтобы меня не вышвырнуло на камни и не сломало о них», – философствовал выпитый коньяк в голове у Ильи. Как ни странно, такая философия вполне устраивала его, и поэтому даже вид отрубленной руки Гуцула со все еще слабошевелящимися пальцами не оказал на Илью ровным счетом никакого эффекта.

Подцепив конечность лопатой, он закинул ее в растопыренный графом и отворачивающимся Завой мешок. «Такова жизнь. Кому-то – палисандровый гроб, а кому-то – пластиковый пакет», – эта мысль настолько понравилась Илье, что он даже решил потом записать ее.

Мало-помалу дело двигалось. Практически все, что осталось от грозного бандитского авторитета Гуцуляка, перекочевало в мешок. На каменном полу осталась лишь буро-голубая засохшая слизь, да валялась в стороне, неподалеку от двери, ведущей в круглую комнату, отрубленная голова с потухшими глазами и изорванным пулями ртом.

Граф и Зава подтащили мешок поближе к двери, Илья, не мудрствуя, схватил голову за ухо, поднял…

– Внимайте, живущие и смертные! Внимайте гласу Удбурда, Основателя Нового Пути!

Низкий рокочущий голос заполнил собой все подземелье. Голова Гуцула, дергая нижней челюстью, заговорила так неожиданно, что Илья отдернул руку, выпустив скользкое ухо.

– Это… Это… Он?! – прошептал Зава, опасливо глядя на откатившуюся к стене голову.

– Боюсь, что да, – Торлецкий нахмурился.

– Живущие и смертные! Ваша дерзость превзошла все пределы, – вновь начала вещать голова. Илья опять вздрогнул. Было в голосе неведомого «Кукловода»-Удбурда что-то манящее, властное и пронизывающее. Таким голосом не говорят, а именно вещают. И не люди, а боги…

– Ларец Желаний, укрываемый вами, все равно будет принадлежать мне! – слова Удбурда падали весомо, словно металлические слитки. – Вы принесете его мне сами, не позднее Часа Козла в место, известное вам как Музей, названный именем нечестивого жившего и смертного Дарвина. Отрок, что вступил в резонансный контакт с Ларцом, проживет ровно до следующего за Часом Козла Часа Ящерицы. Впрочем, если Ларец будет доставлен, возможно, я сохраню ему жизнь. Ваша же участь уже предрешена – вы все станете на Новый Путь, отринете прошлое и будете верно служить мне! И помните – отрок живет только до Часа Ящерицы!

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация