– Для этого рано.
– Не рано, – взяла его за руку. – Но ещё и не поздно. Только смерть способна сделать так, чтобы было поздно. И…я не хочу, чтобы было поздно, Ард. Не хочу.
– Не будет, – уверенно сказал он.
– Она полюбит тебя, – повторила я, переплетя наши пальцы. – Я полюбила, полюбит и она. Обещаю.
Собирая со стола посуду, я гнала прочь дурные мысли. День стоял тёплый, солнечный. Я специально открыла окно на всю, чтобы доносящееся с улицы пение птиц и звонкий смех Майи наполнили кухню жизнью.
– Тётя Кристина, – Майя вбежала, когда я закончила вытирать стол, – дай мне воды, – она перевела дыхание и немного смутившись, добавила: – Пожалуйста.
Улыбнувшись, я подала ей стакан, и она с шумом сделала несколько глотков. Вслед за ней вошла Мира. Волосы её отливали золотом, словно лучи солнца запутались в них, и она принесла их с собой.
– Что с тобой? – спросила она, едва взглянула.
– Ничего.
Майя крутилась рядом. Говорить при ней мне не хотелось. Я боялась, что стоит сказать всего несколько фраз, и меня опять накроет отчаянием. На фотографии, которую я отправила Рихарду, были мы с Алисой. На ней была белая меховая шапочка, завязывающаяся на подбородке верёвочками с помпонами, в руках – гроздь рябины. Зимний парк, белые сугробы, сзади – ледяной городок. Если бы на снимке с нами был отец Алисы, он бы был идеальным. Если бы на снимке с нами был Рихард.
– Что случилось, Кристина? – повторила Мира, подходя.
Я мотнула головой. В кармане кофты зазвонил телефон.
– Алиса, – голос сорвался, когда я увидела мордашку дочери на дисплее. – Алиса, детка…
Из динамика раздался шорох. Что-то упало, зашуршало снова.
– Птичка-синичка, птичка-невеличка, – дочь пропела строчку из детской песенки, которую я когда-то сама для неё сочинила. – Чик-чирик на веточке, смотрит на лисичку…
– Алиса, детка, – позвала я. – Лисичка!
Голос мой звенел слезами. В нашу встречу дочь сказала, что Дима забрал у неё телефон, и теперь она не может позвонить мне. Мерзавец.
– Папа, – внезапно она оборвала песенку. – Зачем ты сказал достать чемодан?
– Ты не знаешь, для чего нужны чемоданы?
Как же я ненавидела этот голос! Чёрная ненависть мигом слилась с тёплой нежностью. Чемодан? Он сказал чемодан?!
– Знаю. Мы куда-то едем?
– Да.
– Куда? А мама?
– Мама? – он хмыкнул.
Я думала, Алиса случайно набрала номер, но вдруг поняла и похолодела. Это не Алиса. И не случайно. Это он. Он…
– Маму ты больше никогда не увидишь, Лисичка. Забудь про маму.
В третий раз я набрала Рихарду. Бесполезно. Трубку он не брал.
– Когда уже этот кошмар закончится?! – прошептала, сжимая телефон.
До последнего я боролась со слезами. Пыталась не поддаваться панике. Но если Дмитрий вывезет Алису из страны… Что будет тогда? У него бесконечность возможностей. Сколько было историй, когда мать годами не могла увидеть своего ребёнка потому, что граница разделяла не только государства. Порой граница делила судьбы. А мой бывший муж мог сделать всё, что угодно. И, как бы ни была сильна моя вера в Рихарда, в его власти было не всё.
– Дай сюда, – Мирослава забрала у меня телефон.
– Что ты делаешь?
– То, на что у тебя ума не хватило, – набрав сообщение, она вернула его. – Прекрати, Кристина. Пока он её никуда не увёз. Слышишь? Пока Алиса тут.
Наверное, её слова должны были успокоить меня. Но не успокоили. Самым ярким из них было совершенно безобидное и такое страшное «пока». Последние месяцы я жила в сплошном стрессе, каждый день старалась искать что-то, что дало бы мне силы на новый день. Но больше силы брать было неоткуда.
Я давно привыкла к изощрённому насилию Димы. Сегодня он ударил наверняка. Какая мать смогла бы оставаться спокойной?! Какая?! Разве только та, у которой не было сердца. У меня оно было. И оно было соткано из любви к моей малышке.
Не прошло и минуты, как телефон зазвонил.
– Ри… Рихард, – я подавилась всхлипом. – Почему ты не брал трубку? Ты…
Я поймала взгляд Мирославы. Боже, что я несу!
– Дима хочет увезти Алису.
Именно с этого надо было начать. Всё остальное не имело значения. Но слова рвались сами собой.
– Почему ты просто не мог взять трубку?! Почему?!
– Спокойно, Крис! – гаркнул он. – С чего ты взяла, что он хочет её увезти?
– Он… Он позвонил. Вернее, не позвонил – сделал вид, что… что это она случайно набрала номер, – сказала это и заскулила.
Сжала руку в кулак, до боли прикусила костяшки пальцев, стараясь хоть как-то отрезвить себя. Только в памяти всё ещё звучал похожий на лучик солнца в тёмном царстве голосок дочери.
– Не важно, Ард. Просто поверь мне. Он хочет увезти её. Хочет забрать её у меня. Лисичку. Навсегда забрать. И хочет, чтобы я знала это.
– Я тебя понял, – отрезал он. – Если он даст о себе знать ещё раз, напиши мне сообщение. Не звони, Кристина. Напиши, я сам перезвоню.
Сказав это, он обратился к кому-то, кто был рядом с ним. Спустя секунду звонок оборвался. Я зажала телефон между ладоней. Заставила себя несколько раз глубоко вдохнуть.
– Выпей, – Мирослава поставила передо мной стакан с водой. Я к нему не притронулась. Зачем мне нужна была вода?! Чтобы успокоиться? Бред какой-то! Кто вообще это придумал – пытаться успокоить кого-то водой!
– У Агатова тоже есть серьёзные связи, – поняв, что я не собираюсь пить, Мира с чуть заметным раздражением выплеснула воду в раковину.
Я нашла входящий от Алисы. Всё моё существо требовало, чтобы я набрала ей. Вдруг она возьмёт трубку? А если нет… Если трубку возьмёт Дима, вдруг я смогу уговорить его? Вдруг смогу убедить не увозить мою девочку? Вдруг… Господи! Ничего я не смогу. Дмитрий ждёт именно этого: ждёт, что я наберу ему. Но я уже дала себе слово, что больше не буду играть по его правилам.
– Есть, – я заставила себя подняться. Потёрла внезапно озябшие кисти, запястья. – Только дело касается моей дочери, Мира. Пока у тебя не будет собственного ребёнка, ты не поймёшь.
– Конечно, – её раздражение стало сильнее. – Как я могу понять? Только не забывай, что у меня есть свой ребёнок. У меня есть Майя.
– Пожалуйста, – шёпотом, беря её за руку. – Пожалуйста, не злись. Я знаю, что она – твоя девочка. Знаю, Мира, но… – в отчаянии покачала головой, – ты поймёшь только, когда, – коснулась её живота, – когда возьмёшь его на руки. Когда он скажет тебе твоё первое «мама», когда… – всхлипнула, слёзы делали черты лица Мирославы размытыми, – когда он сделает первые шаги. Майя, она… она твоя. Но… она по-другому твоя. Ты поймёшь. Очень скоро поймёшь.
