Продан затянулся, долго думал, потом ответил:
– Если по правде, то не знаю. Но имение лучше продай, пока не поздно.
Так они и объяснились. Когда вопросы мировой политики были обсуждены, сыщик спросил:
– А чем я могу вам помочь?
– Вскрыть их агентурную организацию, и запасную тоже.
– Я же дал тебе ключ. Девятнадцать аукционных заявок. Полагаю, не все они для прописки агентуры, но большинство. Вы проверили адреса?
– Проверили. Похоже, две заявки действительно обычное жульничество. Остальные землевладения наверняка куплены для будущих диверсий.
Питерец оживился:
– Даже та, что возле Чертова оврага? А какие диверсии могут быть в Офицерской слободе?
– Ну, во-первых, там неподалеку, на Костельной Казинке, стоит артиллерия. А во-вторых, в самом овраге – машины городского водопровода. Можно их взорвать, а можно и воду отравить. Когда начнется война, все станет дозволено.
– М-да… А Шейновка? Дом взят под наблюдение?
– Шейновский мост старый, тысяча восемьсот шестьдесят восьмого года постройки. Достаточно подорвать одну опору – и кранбек!
– Чего? – не понял сыщик.
– Это аминь по-немецки. Риго-Орловская железка надолго встанет. Мы вызвали старосту, обязали его секретной подпиской следить за домом Хоткевича, бывшим Ватутина. Если вдруг объявится новый владелец или его «углежоги», он должен сразу сообщить в штаб округа капитану Сферину.
– А другие адреса?
Игорь Алексеевич ответил обстоятельно. Большая часть земельных участков, купленных на аукционе с подменой заявочной цены, расположена вблизи железной дороги. Мосты, путепроводы, стрелки, водокачки, ремонтные мастерские, крупные склады и пакгаузы. Есть участки возле лагерных мест войск, артиллерийских складов, складов мобилизационных запасов.
– Вот пример. У станции Строгань Рязанско-Уральской дороги выстроена особая ветка до лежащей в ста саженях от нее станции Колодня Александровской дороги. Короткая, но очень важная в стратегическом смысле: по ней ведется передача грузов в обе стороны, с одной чугунки на другую. Взорви ее – и опять встанут сразу две артерии.
– Что вы предприняли, чтобы защитить ветку? – озаботился сыщик.
– Там поблизости экономия Левыкина – и при ней лесопильный завод. Давеча на нем появился новый приказчик, который занят отправкой лесных материалов. Служба трудная, приходится дневать и ночевать на станциях. Так что наблюдение мы поставили…
– Не пойму – зачем они пошли по такому дорогому пути? Приобретать целые фольварки… Дорого и трудно. А нельзя было арендовать дачу или дом?
Подполковник пояснил:
– Аренда – вещь ненадежная. Каждый адрес в твоем списке – это базис диверсионной группы. Значит, надо заблаговременно поместить там взрывчатку, оружие, снаряжение, фальшивые документы, одежду и провиант. А вдруг аренду на другой год не продлят? Хозяин передумал или нашел жильцов получше. Перетаскивать динамит в другое место? Нет, только покупка.
Контрразведчик докурил, закрыл окно и сел напротив сыщика:
– Наблюдение мы поставили. Там, где были подменены заявки. А много еще есть углов, где наших глаз и ушей нет. Давай поговорим начистоту.
– Даже так? Ну, валяй.
Продан начал издалека:
– У меня и у твоих сыновей Николая и Павла шеф один – начальник Огенквара генерал-майор Монкевиц. Только Лыковы-Нефедьевы занимаются добывающей разведкой. А я контрразведчик – ловлю таких, как они, в нашей державе.
Мы сейчас говорили, что война неизбежна и начнется уже скоро. Подтверждение этому – активизация австро-венгерской секретной службы. Последнее время они каждый год увеличивают ассигнования на разведку против России на восемьсот тысяч крон. Каждый год! Недавно Эвиденцбюро – это их Огенквар – начало пользоваться услугами Бельгийского агентурного бюро. Которое является своего рода европейской шпионской биржей. Агенты бельгийцев добыли сверхсекретные документы, касающиеся нашего Черноморского флота. И смотровые отчеты
[58] по войскам Казанского и Московского военных округов.
Продан оглянулся на дверь и понизил голос:
– Я сейчас выдам тебе очень важную тайну. Забудь ее побыстрее, хорошо?
– Может, не надо?
– Надо, Алексей Николаевич, иначе ты ни черта не поймешь. Мы узнали, что в прошлом году Эвиденцбюро только из Варшавского военного округа получило сто восемьдесят семь оплаченных агентурных донесений. И четыреста двенадцать – бесплатных, от так называемых польских патриотов. Понял теперь?
– У вас есть агент внутри, в самом Эвиденце, – сообразил статский советник.
Продан молча смотрел на него, не подтверждая и не отрицая этого. Потом уточнил:
– Что еще ты понял?
– Что поляки – весьма опасный противник. Как бы я ни симпатизировал их независимости.
– Правильно, – выдохнул подполковник. – И хотя война в первую очередь придет в приграничные губернии, этот город не отсидится в стороне. Смоленская губерния сделается прифронтовой. И нам тут шпионы с диверсантами не нужны.
Лыков вспомнил:
– Вы нашли тридцать пудов динамита?
– Да.
– На интендантском холодильнике?
– Да. Наглецы спрятали взрывчатку у военных под носом!
– И что вы с ней сделали?
Продан пояснил:
– Оставили как есть, чтобы не спугнуть. Но заменили капсюли и бикфордовы шнуры на негодные. И назначили сторожей, чтобы записывали, кто ходит к германцам.
Сыщик одобрительно засмеялся. И тут же спохватился:
– Так зачем тебе я? Бомбы вы обнаружили, наблюдение обеспечили…
Игорь Алексеевич устало откинулся на спинку стула:
– Уф… Всю голову сломал… Как ты думаешь, Зарако-Зараковский знает, какие именно заявки его содержанка прятала от него?
– Достоверно – нет, – убежденно заявил сыщик. – Они с убийцей, этим верзилой Вячисом, искали бумаги, но не нашли. Оценщик приказал Вячису сжечь дом Мапететт. Он догадывается, что часть агентуры мы по этим заявкам можем выявить. Но кого именно?
– Я так же размышлял, – подхватил Продан. – Поставь себя на место резидента. Сеть частично провалена. Точнее, возможно, что она провалена. Но организация большая, в ней десятки агентов. Жалко взять и бросить их всех на основе только лишь подозрения. Что бы ты сделал?
Алексей Николаевич начал понимать, что имеет в виду приятель:
– Думаешь, они отправят ревизора? Проверить, кто цел, а кто попался?
– Они уже его отправили, – многозначительно ответил подполковник. – Причем с Дальнего Востока. И это женщина.
