Первым делом установили личности смоленцев. Выяснилось, что вице-резидент – это пристав Окружного суда Довгило-Хморович. А железнодорожник – служащий мобилизационного отдела Рязанско-Уральской дороги Огонь-Догановский. Ясновельможные паны! В свертке лежали инструкции по перефотографированию секретных документов. Игорь Алексеевич раскрыл их и зачитал один абзац:
– «При съемке цветных планов следует иметь в виду, что синий цвет почти не выходит. Но, если использовать желтый фильтр, он становится черным». Ну, господа, чем вы это объясните?
Успех был полный. Подполковник первым делом доложил о происшествии генерал-лейтенанту Алексееву. Он взял для доклада Лыкова, и тот познакомился с командиром корпуса, которого очень хвалил Таубе. Сыщик не преминул сообщить об этом с первых слов.
Алексеев, очкарик с неулыбчивым серьезным лицом, при упоминании Таубе хмыкнул в усы:
– Да, я его ученик, чем горжусь. Служил в свое время в канцелярии Военно-ученого комитета под командой Виктора Рейнгольдовича. А вы не тот ли Лыков, который ходил с ним давным-давно в дагестанские горы? Тогда орден с мечами, врученный штатскому, наделал шуму.
– Да, это был я.
– Рад, сердечно рад познакомиться!
Алексей Николаевич знал, что его собеседник – сын рядового солдата, выслужившего храбростью майорский чин; что в турецкую войну он был адъютантом у самого Скобелева; что, наконец, Алексеев считается одним из лучших наших генералов. И когда случится война, ему придется доказывать это на деле…
Подполковник доложил начальству о проведенном задержании, особо отметив самовольное вмешательство сыщика, которое и обеспечило нужный результат. Командир корпуса поблагодарил штафирку. Потом через телефон Алексеев связался с губернатором и ввел его в курс дела. В конце аудиенции генерал сокрушенно констатировал:
– Поляки спят и видят, как бы выскочить из наших дружеских медвежьих объятий. Жалко народ. А куда деваться? Сейчас они заигрывают с Австро-Венгрией. Но поглядите на их армию, с которой нам скоро воевать! С бору по сосенке. Самих австрийцев и немцев всего двадцать девять процентов от боевого состава. Еще восемнадцать – мадьяры, вояки приличные. Зато славян сорок семь процентов, румын – пять, и еще один процент армии составляют итальянцы. Больше половины состава ненадежны. И как Франц-Иосиф собирается вести их в бой?
Вечером в кабинете Сферина подполковник сообщил сыщику:
– Мы провели обыск у схваченных сегодня панов. Взяли много интересного. Самое важное нашли у судебного пристава. Должность скромная, но он величина! Правая рука сбежавшего Зарако-Зараковского, имеет собственную агентурную организацию, и знаешь где? В крепости Осовец.
Лыков сразу вспомнил:
– В конверте, что насобирала Мапететт, тоже был документ оттуда.
– Верно. Я срочно выезжаю туда. Улик, подсказок, зацепок считай, что нет. Вскрыть сеть будет трудно. Поехал бы ты со мной, а?
Алексей Николаевич растерялся:
– На каком основании? Я не в отпуске, а на службе. Кто меня отпустит?
– Сам говорил, что начальству сейчас не до тебя. Государь разъезжает, его надо караулить. Вот ты под шумок и того, посмотришь на крепость. Неужели не интересно?
– А ты мне прогонные выпишешь от Военного министерства?
Продан фамильярно усмехнулся:
– Алексей Николаич, побойся Бога! Ты человек со средствами, лесное имение скоро продашь.
– То есть помогать тебе я буду за свои деньги?
– Точно так.
– Нахалы вы там все… Дай подумать.
– До завтра думай, а утром я еду в Осовец. К семи утра чтобы был как штык!
Глава 11. В крепости Осовец
Статский советник вызвал на допрос Вячиса. Тот явился небритый, с серым угрюмым лицом, замер у стола и уставился в пол.
– Ну что, гросс колоссаль, несладко в тюрьме сидеть? – поддел арестанта сыщик. – Жестко спать на легумате
[61]? А зачем людей резал?
Литовец смолчал.
– Ты обвиняешься в двух убийствах. Это лет двенадцать каторжных работ. Причем без шпионажа! Ну?
– Не пойму, о чем вы говорите, ваше высокородие.
– Я говорю о твоих делах с Зарако-Зараковским. Он был резидентом австро-венгерской разведки. А ты состоял при нем для поручений. Скажешь, какие поручения выполнял, – тебе это зачтется на суде. А не скажешь – намотают на полную катушку с фабрики Гергарди. Об этом я особо позабочусь.
Вячис замотал головой, по-прежнему разглядывая пол.
– Спрашиваю один раз: ты ездил с Зараковским в крепость Осовец? Или в ее окрестности?
– Никак нет, не ездил.
Лыков вынул из кармана и положил на стол некий предмет:
– Вот часы фирмы Борель, что были при тебе во время ареста. Томпаковые, закрытые, с тремя крышками. Узнаешь?
– Да.
– На цепочке я вижу брелок из нового золота…
Бандит заметно напрягся, а сыщик продолжил:
– …на нем надпись: «какая разница Л.З.». Кто такая эта Л.З.?
– Не знаю, купил в ломбарде.
– В каком? Когда?
– В Ковно, в феврале.
– Врешь, в феврале ты уже бегал от полиции, в Ковно тебя не было с декабря.
Гигант смешался:
– Ну, мог ошибиться… Не помню точно…
Алексей Николаевич поднялся, приблизился к арестанту. Тот зажмурился.
– Не хочешь говорить? Я тебя научу ершей с хвоста обгладывать! В каторгу инвалидом пойдешь. Знаешь, что я сейчас с тобой сделаю?
Вячис продолжал молчать, и сыщик отправил его к фотографу. Убийцу сняли в фас и в профиль и вернули в камеру. Лыков уже понял, что взял след, поэтому первым делом вызвал к себе Ткачева. Однако вместо него явился Грундуль:
– Алексей Николаевич, Ткачев перевелся в Киев. Я временно исправляю должность начальника отделения.
Лыков показал ему часы арестованного и сообщил, как тот застыл, когда услышал вопрос про Л.З.
– Это женщина, которую убийца от нас скрывает. Видимо, она ему близка. Хорошо бы найти бабу.
– Разослать телеграммы в Ковно, Вильно… – начал коллежский регистратор.
– Осовец, Ломжу…
– Почему туда, Алексей Николаевич?
– Вячис полгода скрывался в тех местах.
– А…
Вдвоем они сочинили телеграмму начальникам сыскных отделений упомянутых городов: «Прошу срочно опросить ювелиров, кто делал такой брелок. Требуется выяснить имя заказчицы». Лыков сам подписал депешу. Сыщики в империи знали его – кто понаслышке, а многие и лично. Такую просьбу они не смогут игнорировать.
