Через два часа экономия была окружена, всех ее работников бесцеремонно согнали в здание конторы. Кто противился, того подгоняли прикладом. Подполковник Продан с шашкой и револьвером на портупее выглядел очень воинственно. Он жестко осадил ухоженного поляка, управляющего имением. Тот пробовал спорить и требовал разрешительные бумаги.
– Молчать! Где капитан Сферин?
– Идите прочь, я не знаю никакого капитана, – высокомерно ответил пан.
– Слушай, дрянцо с пыльцой, – тихим голосом начал подполковник, – или ты мне его сейчас отдашь. Быстро. Или я сам его отыщу, но уж тогда бере-гись.
– Пошел вон, – так же тихо ответил поляк.
Его увели и посадили в сыроварне под замок. Лыков с Проданом начали допрашивать служащих, стараясь угадать, кто быстрее расколется. Через десять минут они уже знали, что пленник сидит на дальней мызе. Его допрашивают каждый день, морят голодом, а воды дают в обрез, только чтобы не помер…
Сыщик с контрразведчиком помчались к мызе со всех ног. Караульщик пленника увидел облаву и успел улизнуть. Статский советник рывком выдернул пробой, распахнул дверь и крикнул:
– Аристарх Павлович, выходите!
В ответ раздался слабый, но веселый голос:
– Ну наконец-то. Заждался я, Алексей Николаич! У вас с собой пожрать ничего нет?
Вечером Сферин сидел в кабинете командира корпуса и рассказывал о своем приключении. Слушателями выступали Лыков с Проданом, Алексеев и начальник штаба корпуса генерал-майор Пестич. Капитана побрили, отмыли и накормили, но все равно ввалившиеся щеки делали его похожим на узника замка Иф.
Аристарх Павлович поведал, как угодил в плен. Он разгадал уловку с объявлением и навестил дом на Малой Энгельгардтовской. Для визита капитан нарядился коммивояжером швейных машин «Зингер». Но оказалось, что шпионы знали его в лицо. Хозяин квартиры кликнул двух дюжих молодцов, они связали офицера и усыпили хлороформом. В бессознательном виде Сферина доставили в экономию и четыре дня допрашивали, стращая каленым железом и моря голодом.
Операция по вызволению пленника ставила крест на австрийской запасной агентурной организации в Смоленске. Арестованные в Морево рядовые агенты дали показания. Гауптвахта смоленского гарнизона не смогла вместить всех арестованных – их набралось больше полусотни. Ячейки в Ельне, Вязьме и Гжатске тоже провалились. Продан ходил гоголем и готовил место для ордена.
А статский советник поехал домой. Провожать его на вокзал пришли контрразведчики вместе с Ругой. Они выпили в вокзальном буфете весь коньяк. Захмелевший Лыков с трудом забрался в вагон. Звякнул колокол на перроне, зашипел паровоз. В окне виднелись Успенский собор и башни кремля. Алексей Николаевич помахал им рукой:
– Прощайте!
Эпилог
Начальники Лыкова все кончили плохо. Маклакова и Белецкого расстреляли публично 5 сентября 1918 года в Петровском парке, в первый же день красного террора. Перед этим их из Петрограда в числе других заложников привезли в Москву. Очевидцы утверждали, что перед самой казнью Степан Петрович якобы ударился в отчаянный и безнадежный побег. Но китайцы его догнали и прикладами возвратили к стенке… По некоторым сведениям, Маклаков мог спастись. С разрешения властей он лечился в частной клинике Конасевича в Питере и мог бежать оттуда: больного караулили формально. И даже сбежал. Но не захотел подводить врачей, которые выступали гарантами того, что бывший министр не скроется, и вернулся в клинику. Если это правда (а теперь уже трудно отделить правду от вымысла), то это делает Николаю Алексеевичу честь. Знал, что погибнет, но не подставил вместо себя других.
Дольше всех на свободе провел Джунковский. Советская власть оценила заслуги человека, разрушившего политический сыск в армии, ликвидировавшего охранные отделения и заставившего экстрапровокатора Малиновского покинуть Государственную думу. Он даже получил пенсию как лояльный офицер. Но потом все-таки попал в жернова и сменил несколько тюрем. В 1921 году Джунковского освободили. Он зарабатывал на жизнь как церковный сторож и писал мемуары. Существует легенда, что бывший шеф жандармов тайно консультировал Дзержинского и Артузова, когда те плодили провокаторские антисоветские организации типа «Треста» и «Синдиката». Не понимаю, чему этот дилетант в белой свитской шапке мог научить столь умелых и прожженных людей. Разве что тому, как не надо делать. Закончил Владимир Федорович все той же стенкой, его расстреляли 21 февраля 1938 года на Бутовском полигоне.
Кобеко умер в Смоленске в ноябре 1914 года от воспаления легких. За две недели до этого он был отставлен от должности смоленского губернатора по требованию Главного начальника санитарной и эвакуационной части принца А. П. Ольденбургского. Принц, известный своим вздорным характером, обвинил Дмитрия Дмитриевича в «нераспорядительности к больным и пленным туркам». Психопат и неврастеник сломал много судеб. Кобеко пытался защитить свое честное имя, ездил в столицу, но ничего не добился. На обратной дороге простудился и скоропостижно умер, оболганный.
Польша по итогам Первой мировой войны обрела желанную независимость. Белорусские земли были кое-как поделены между ней и Россией. Смоленск на два десятилетия опять сделался приграничным городом.
Крепость Осовец вошла в историю: ее героическая оборона стала гордостью русской армии. Особенно если учесть эпизоды обратного… Самая крупная и сильная крепость – Новогеоргиевская – сдалась германцам всего через четыре дня после того, как они открыли по ней огонь. Комендант, генерал от кавалерии Н. П. Бобырь, сбежал к противнику! И оттуда отдал приказ о капитуляции. Врагу практически без боя достались 1204 орудия и миллион снарядов. Гарнизон численностью 83 000 штыков послушно сложил оружие.
Ковенская крепость продержалась десять дней и тоже сдалась. Ее комендант, генерал от кавалерии В. Н. Григорьев, сбежал в тыл – но хотя бы к своим, а не к немцам. Был арестован и получил за измену пятнадцать лет каторги, которую, разумеется, не успел отбыть – империя пала.
Осовец, самая маленькая и слабая из приграничных крепостей, сражалась за троих. Первый предварительный штурм в сентябре 1914 года был отбит сравнительно легко. Генерал-лейтенант Шульман получил за это Георгиевский крест и убыл к новой должности. Его заместил генерал-майор Николай Александрович Бржозовский, храбрый и волевой человек. Именно он стал душой обороны крепости, когда немцы взялись за нее всерьез.
В феврале-марте 1915 года они неоднократно атаковали русские укрепления, бомбили с воздуха, сутками обстреливали из тяжелых орудий. Все попытки были отбиты с большими потерями для неприятеля. Передохнув и собрав силы, враг начал третий штурм. Он продолжался почти два месяца, с июля по август того же года. Защитники Осовца выдержали и его. Выдержали и газовую атаку 24 июля, когда вся листва в крепости пожелтела, орудия покрылись окислом, а часть защитников погибла, часть получила сильные отравления. Именно тогда состоялась знаменитая «атака мертвецов», когда остатки 13-й роты 226-го пехотного Землянского полка под командой подпоручика В. К. Котлинского, погибшего в той атаке, штыками отбили германскую пехоту.
