На этом радостном и оптимистичном фоне и прошло Ритино детство…
Впрочем, у нее все же было одно воспоминание из той, другой жизни. Их, первоклашек, собрали в ясный сентябрьский денек на Чапаевской горке. Бездонное голубое небо над головами, бескрайняя волжская синь внизу.
— Смотрите, ребята! — сказал тогда директор школы Иван Николаевич, обводя рукой окрест. — Это наша Родина! Вон там, на севере, лежит прекрасный город Ульяновск, а за ним — Казань, Горький, Киров. А на юге, за Жигулевскими горами, — Куйбышев, Тольятти, Саратов, Астрахань. Если вы посмотрите на запад, то за густыми лесами, за Пензой и Рязанью, гордо вспыхнут звезды на башнях Кремля. Там наша столица, Москва. Если же обернуться на восток, то там Уфа и Оренбург, Уральские горы и Сибирь.
Наша Родина велика и необъятна! Но сердце ее здесь, у нас…
Директор еще что-то говорил про трудолюбивый, умный, добрый и талантливый народ страны Советов, а маленькая Рита, встав на цыпочки, вертела головой и вглядывалась в бескрайние просторы, словно и впрямь надеялась разглядеть за сизой заволжской дымкой кремлевские звезды, синюю цепочку гор на востоке и необъятное таежное море за ними.
Тогда ей казалось, что мир огромен, бескраен и она живет в самой его середине.
А потом кто-то взял и накрыл Средневолжск крышкой…
Границы мироздания сузились, и Рита поняла: для нее вселенная отныне ограничивается птицефабрикой на севере, приречными холмами на западе, 9-м кварталом на востоке и городским кладбищем на юге.
И Рита возненавидела Средневолжск и всех его жителей…
Она презирала этих нудных, серых, торопливых и бесконечно тупых людишек, их интересы и стремления. Рассматривая картинки в глянцевых журналах, взятых у подруг «на посмотреть», Рита грезила пальмами, голубыми лагунами, желтым песком и мускулистыми красавцами на шикарных автомобилях.
В какой-то момент она отчетливо поняла: если бы у нее была атомная бомба, Рита уничтожила бы Средневолжск, не задумываясь…
Когда ей стукнуло пятнадцать, вокруг началось какое-то шевеление. Город, словно разномастные поганки трухлявый пень, облепили коммерческие ларьки. Появились первые «новые русские» средневолжского разлива. Они разъезжали на подержанных иномарках, а следом за ними по колдобистым улицам пылили тонированные «девятки» братвы, кормящейся от проклюнувшегося ларечного бизнеса.
…Рита вышла «в свет» рано. На первой же дискотеке, покрутив пару раз попкой, обтянутой вельветовой юбкой, она попалась на глаза Грабу, Витьке Грабину, главарю местных рэкетиров.
Он называл Риту «конфета» и носил на руках в буквальном смысле этого слова. Закадычная, с детского сада подруга Светка сказала Рите, когда Граб в первый раз подвез ее на своей «девяносто девятой» до дома, точнее, не сказала, а завистливо прошипела в ухо плачущей от страха и неизвестности девушке: «Дура! Расслабься и получай удовольствие!» Эту фразу Светка накануне услышала в видеосалоне и поняла ее как руководство к действию.
Подумав немного, Рита так и сделала. Все произошло быстро и, в общем-то, довольно приятно. Мартини бьянко, загородная сауна, сильные руки опытного Граба, жесткая деревянная скамейка… И джинсы «Рэнглер» в фирменном пакете, врученные ей со словами: «Конфета, на-ка вот… А то ходишь у меня, как сирота».
Это «…у меня» сладко защекотало душу, и Рита расслабилась по полной программе. Потом таких пакетов было много. Рита прибарахлилась, дома стали появляться разные вкусности и «спонсорская помощь» в виде конвертов с деньгами. Мать поджимала губы, но молчала — жить-то надо. Зато бабушка заняла непримиримую позицию борца за мораль и нравственность, понося некогда обожаемую внучку денно и нощно.
Рите, в общем-то, было наплевать. Она с неожиданным удовольствием, видимо, тем самым, о котором говорила Светка, ощутила, насколько это здорово — быть «лялькой Граба».
С нею почтительно здоровались самые отпетые отморозки, к ней обращались на «вы» в магазинах, ей продавали продукты на базаре с чудовищными скидками. Она стала средневолжской знаменитостью. О Рите говорили, Рите завидовали, малолетние сикухи подражали Рите…
…Граба убили спустя четыре года после их знакомства. За это время он из вожака шайки гопников превратился, с одной стороны, в солидного, преуспевающего предпринимателя, депутата районного совета и уважаемого в городе человека, а с другой — в «лидера Средневолжской ОПГ», которая на равных тягалась с бригадами из Самары и Нижнего в борьбе за право «делать крышу» во всем регионе.
Похороны прошли по самому высшему разряду. Рита, вся в черном шелке и вуали, честно рыдала над полированным гробом в кружевной платочек. Братва вокруг понимающе хмурила брови и катала желваки по каменным челюстям.
После сороковин ближайший друг и помощник Граба, Абай, он же Ирек Абаев, приехал к Рите и, прямо глядя в глаза, предложил стать его любовницей на ежемесячном тарифе. Рита посмотрела на фотографию Граба, вспомнила, что за две недели до смерти он обмолвился о свадьбе, и впервые заплакала от души, искренне и горько, как плачут только русские бабы, раздавленные жизнью…
С Иреком она прожила почти год. Абая взяли в Москве во время одной из его бесчисленных «командировок». «У криминального авторитета Абаева, одного из лидеров организованной преступности в Поволожском регионе, при задержании были обнаружены два пистолета и несколько граммов героина», — сообщила Рите дикторша программы «Криминал сегодня».
Рита попыталась связаться с Иреком, звонила знакомым, даже поехала в Москву, надеясь на свидание. Там-то и выяснилось, что у Абая есть жена, трое детей, куча родственников, и все они смотрели на Риту горящими от праведного гнева глазами: «Это он для этой вот сучки старался!»
Она вернулась домой, и тут следом за одной бедой пришла другая — умерла бабушка. На ее похороны и памятник ушли все семейные сбережения.
Бабушка всю жизнь верила в Бога и в коммунизм. Когда она умерла, Рита поняла, что это была просто обычная женская вера в силу. Но сперва Господь отвратился от людей, а потом и коммунисты забыли о них. Силы не стало — не стало и бабушки.
В ту пору часто снился Рите один и тот же сон: как будто бредет она по колено в снегу через какое-то поле, вокруг метель, снег слепит глаза, и вдруг она замечает сквозь вьюжную пелену огромную старую иву возле невысокой горки. Снег у корней ивы сам собой расползается, и из темной дыры на нее глядит нечто, чему нет названия…
Несмотря на то что ничего доброго и светлого в этом странном сне не было, каждый раз, увидев его, просыпалась Рита в хорошем настроении.
Куда чаще, правда, снились ей другие сны, жуткие, пугающие. Обычно Рита видела, как бредет по мрачным подземным коридорам, силясь разглядеть в кромешной тьме хоть искорку света. Босые ноги ее шлепают по холодной застоявшейся воде, ладони скользят по влажному липкому камню стен.
Беспросветная мгла. Бесконечность. Выхода нет, и обратной дороги нет тоже. А тяжелые своды — все ниже… Рита во сне начинала плакать, останавливалась, садилась на корточки, стараясь не касаться осклизлых стен, — и тут из темноты появлялась Она!
